При этом мы много смеемся. И этот смех вибрирующий, низкий, настоящий.

Но, чем дольше все это длится, тем сильнее ощущается перегруз эмоций. Внутри меня зреет странный диссонанс. Медленно копится, словно капающая из крана вода. Если бы сток был открыт, ничего критического бы не произошло. Я же вся в заглушках. Разучилась безболезненно и вовремя высвобождать энергию. В один момент вся эта неразбавленная смесь переполняет меня, заставляя активно паниковать.

Подкрадывается дикое подозрение, что побег Селивановых и вся последующая кутерьма с определенным расчетом кем-то подстроена. Меня захватывает какая-то паранойя. Звуки вокруг смешиваются и превращаются в противный жужжащий гул. Картинка размывается и образует безобразное пятно.

Мне это нравится? Я не хочу, чтобы мне это нравилось.

Никто не имеет права рушить мои планы, мою жизнь, заставлять меня делать то, к чему я не готова.

– Ты куда? – Ярик все еще смеется и ловит меня за руку, когда я пытаюсь отстраниться.

– Мне нужно на воздух.

Стремительно продвигаюсь. Захмелевшие гости расторопностью не отличаются, но и не замечают, что я буквально работаю локтями, чтобы пробраться на террасу. Жму на иконку приложения и вызываю такси.

– Маруся, – окликает Яр, когда я уже по ступеням на пляж спускаюсь. – Что ты делаешь?

Оборачиваясь, на мгновение замираю.

Как все-таки странно и последовательно кружит жизнь! Три года назад мы из этого ресторана точно так же через террасу вдвоем сбегали. Сейчас я собираюсь уйти одна.

– Я хочу домой, – показываю Ярику, чтобы не подходил.

Он, конечно же, не слушается. Нагоняет, вынуждая пятиться.

– Не гони, Маруся, – медленно качает головой. В темных глазах вспыхивают те эмоции, которые способны меня поломать. – Народ только раскочегарился. Побудем еще немного и чуть позже слиняем вдвоем.

– Кто хочет гулять, пусть гуляет. Мне-то что? – непреднамеренно повышаю голос. – Я – не невеста. И не обязана никому… Я вообще… Я… Тебе я – никто, так получается?

Ярик, явно сбитый с толку таким переходом, хмурится.

– Будем сейчас это обсуждать?

– Скажи.

– Ты – моя. Такой вариант тебя устроит?

На эмоциях вскидываю руку и тычу ему в лицо средний палец.

– Неправильный ответ.

– Ты еще долбаной сиреной заори, – психует Яр.

Ловит мои запястья. Шарпая на себя, сжимает у груди.

– Надо будет, и заору!

– Маруся… – разительно тон меняет. Качая головой, смотрит с посылом, который я сейчас не способна принять. – Маруся… Ну, не гони ты, твою мать. Выдохни и успокойся.

– Пусти, Ярик! Пусти… – дергаю руку на себя, игнорируя боль, которая вспыхивает от этих резких движений. – Пусти!!! – так отчаянно вырываюсь, что Градскому просто приходится разжать пальцы и позволить мне отойти. Чудом не шлепаюсь на задницу. Качаясь, отступаю дальше и дальше. – Я больше не могу… Не могу… Мне нужно уехать.

– Зачем? За каждым номер закреплен, – понимаю, что он старательно слова подбирает и сдерживает эмоции. Осторожничает, подбирая ключик, будто я полоумная. Может, так и есть… – Что ты вытворяешь, Маруся? Хочешь отдохнуть, окей. Поднимемся в номер.

– Нет, – зажмурившись, мотаю головой. – Мне нужно домой.

– Папа Тит с мамой Евой уже в номере, – напоминает Яр. – Я за тебя отвечаю.

– Я вам ребенок, что ли? – прихожу в необоснованную взрывную ярость. – Отстаньте! Все от меня отвалите!

Яр медленно вдыхает и, склоняя голову, кивает.

– И я? – уточняет чрезвычайно спокойно.

– Ты – особенно!

– Что ж ты за маньячка такая? – повышая голос, вновь по моим натянутым нервам прокатывается.

– Овсянку свою будешь обзывать! Может, ей даже понравится! И все остальное… – слезы обжигают глаза, голос срывается. В груди так пусто и горячо становится, боль и ревность авансом выжигают все самые важные и чувствительные ткани. – Я… не подхожу тебе... У меня… – внутри все поломано. – Ничего не получится… Я не смогу… Вот так, как сегодня, как ты хочешь… – отчаянно мотаю головой. – Не могу!

Развернувшись, почти бегу в сторону парковки.

– Маруся!

– Просто оставь меня в покое!

Подъезжает такси, и я, дернув на себя дверь, без колебаний запрыгиваю на заднее сиденье. Вижу, что Градский злой и расстроенный. Однако, должна признать, удивлена, что он меня отпускает.

Прижимая ладони к лицу, притискиваю указательные пальцы к внутренним уголкам глаз. Пытаюсь сдержать слезы, но уже пару секунд спустя горячие капли, обжигая слизистую, скатываются прямо мне на руки. Мгновением позже их становится так много, что смысла тормозить истерику нет. Плачу, беззастенчиво всхлипывая и растирая по лицу косметику. Мне обидно, страшно и больно. Все это в двойном объеме. За себя и за Ярика… Я снова неосторожно ранила его. Осознаю это, как обычно, с опозданием. И я бы вернулась, не зазорно признавать ошибки и извиняться. Вот только боюсь, что зреющий внутри меня срыв приведет к чему-то более глобальному и катастрофическому. В первый год такое часто случалось, и сейчас что-то похожее разом накрыло. Кажется, даже больше, чем когда-либо. Я проживаю слишком много эмоций, и все они одна другой противоречат. Ведут внутри меня войну. А там, где проходят боевые действия, как правило, пустошь и разруха остаются.