— Это безумие, сущее безумие… — цедил гневающийся Грей, уходя из кабинета.

— Нет, это необходимость. — звучало ему вслед.

Будучи при этом и Греем и сторонним наблюдателем, я прекрасно мог понять чувства обоих. Директору позарез нужен был успех, ведь на него давили спонсирующие проект государства, на которых, в свою очередь, давила общественность. Никому, ни бедным, ни богатым не хотелось лишаться благ прогресса и скатываться в паровой век.

С другой стороны, я понимал и самого Грея, ум которого предполагал масштаб катастрофы, способной произойти в случае неудачи. Дело в том, что энергии на создание портала в другой мир требовалось колоссальное количество. Даже с учётом добытых энергетических кристаллов её хватало с трудом. И, как будто всего этого мало, имелся риск пространственного резонанса, который мог привести к ещё более страшному коллапсу.

Как Оппенгеймер своего времени, Грей боялся этого больше всего, при этом ясно осознавая, что выбора у него и правда нет.

В тот день у него впервые случился нервный срыв и именно тогда Элизабет села рядом с ним в лаборатории и заговорила. По живому, по настоящему. Тоже впервые за долгое время.

— Ну же, Грей. Соберись, — её ладонь ложится на мой затылок, а я продолжаю сидеть, уперевшись локтями в колени и держа голову в ладонях. Мои слёзы капают на стёкла очков и, стекая по линзам, падают на пол. — Не время опускать голову. Тем более перед ними.

— Элизабет… — я сажусь и с удивлением смотрю на неё. На свою прекрасную жену, с которой и забыл, когда разговаривал вот так. — Ты?…

— Я с тобой, Грей, — говорит она и, сквозь усталость и отрешённость, я вижу во взгляде ту яркую и улыбающуюся Элизабет, решившую связать со мной жизнь. — Была и буду, чтобы между нами не случилось.

Я начинаю плакать навзрыд. Протягиваю руки и крепко обнимаю её, а она гладит меня по волосам и утешает. А я всё говорю и говорю, не в силах остановиться. О том, что власть имущем всё мало, что они хотят большего, что они играют с огнём также, как играли при освоении ядерной энергии.

Она слушает и мерное поглаживание по голове успокаивает меня.

— Эти испытания могут стать последними не только для нас, но и для всех людей… — выдыхаю ей в живот и слышу…

— Тогда давай проведём эти последние минуты вместе, дорогой. — она наклоняется и целует меня и в этом жесте я чувствую и надежду и прощание.

И я вновь плачу, не в силах остановиться.

Как именно к моменту запуская мне удалось привести себя в порядок, я практически не помню, но за пультами корректировочного контура мы с Элизабет стоим вместе. На наших головах надеты нейро-шлемы, с помощью которых мы контролируем стабилизаторы энергетических потоков. В этом деле автоматические вычисления слабы, ведь пространственные потоки не стабильны, не поддаются расчётам и корректировки приходится производить на чистой интуиции.

Кристаллы в гнёздах по нарастающей гудят и вместе с ними, за несколькими слоями бронированного стекла, возбуждённо галдят представители самых богатых и самых сильных людей нашей многострадальной планеты. И одно лишь радостное чувство мерцает в груди, что в случае провала, они тоже уйдут на тот свет вместе с нами.

— Порог «Гейла» пройден!!! — кричит ассистент, стоящий на рубильниках энерго-подачи. — Полный заряд через 3…2…1!!!

И нагнетаемая со всего Европейского союза энергия подаётся по сверхпроводящим проводникам в камеру искусственного разлома. Свет оттуда нестерпимо жалит взор даже сквозь защитный экраны шлема и мне с трудом удаётся отслеживать и стабилизировать буйные потоки пространственного искажения.

Они словно живые, стремятся выйти за пределы сдерживаемых контуров и только наша с женой совместная работа успевает пресекать их попытки. Вот только энергии всё больше, искажения всё активнее и в какой-то момент приходит понимание, что силы наши не равны.

— Джозеф!!! Вырубай!!! — кричу, что есть сил, когда искрящееся всеми цветами радуги искажение изгибает магнитные поля и утаскивает в своё бездонное чрево чьё-то рабочее кресло. — Скорее!!!

Но Джозеф не слышит. Как заворожённый он глядит на разноцветную бездну, уродливым пятном тянущуюся в сторону нас. В сторону Элизабет!

В последний момент я успеваю рвануться вперёд и оттолкнуть её, сам при этом попадая в безжалостное притяжение искусственного искажения. Время замедляется и я вижу её наполняющееся страхом и отчаянием лицо, когда меня медленно, ужасно медленно поглощает то, что мы породили.

В этой ужасной рапиде вся моя жизнь в тягучем и долгом процессе проносится перед глазами и я молю об одном. Хоть бы Элизабет улыбнулась. Хотя бы на мгновение. Хотя бы чуть-чуть, ведь что для них длится всего секунду, для меня растянуто на целую вечность. Я не хочу, не хочу, не хочу видеть её в ужасе и в отчаянии!

Но мольбы Грея были тщетны и он терпел.

И вместе с ним терпел и я, уже давно чувствуя на своих незримых плечах ужасное давление, тянущее меня обратно. Почерпнув знаний Грея, теперь я точно знал, что этот процесс является ни чем иным, как ментальным предохранителем. Встроенным самой природой механизмом, препятствующим ментальной перегрузке. Безопасный рубеж впитывания чужого опыта был мною давно пройден, но я старался ещё немного, ещё чуть-чуть пробыть в жизни Грея. Мне нужно узнать, что именно находится за гранью нашей реальности.