<p> – Я никуда с тобой не поеду.</p> <p> Я развернулась и направилась к машине адвоката. Каждый шаг требовал серьезных усилий, будто я пробиралась сквозь невидимую пелену.</p> <p> – Какого черта ты творишь?</p> <p> – Я ставлю тебя в известность, что подаю на развод.</p> <p> – Ты умом тронулась? В машину! Сейчас же! И, клянусь, я сделаю вид, что этого не слышал.</p> <p> Губы тронула улыбка. Спокойная. И вполне искренняя. Все же горбатого могила исправит – это прям про Байсарова.</p> <p> – Мои адвокаты свяжутся с твоими уже сегодня. На случай если вдруг я внезапно исчезну… – а таких сценариев я совершенно не исключала, – у них есть мои показания о том, что меня удерживают насильно. И кто.</p> <p> – Ты все-таки спятила! – выплюнул Вахид.</p> <p> – Хорошо. Пусть так. Но я прошу тебя уважать мое решение хотя бы ради детей. В ответ я клянусь, что не буду претендовать на твои активы.</p> <p> – Ты никогда со мной не разведешься.</p> <p> – Я с тобой развожусь, я с тобой развожусь, – повторила я, с мучительным удовольствием наблюдая за тем, как с его лица стекает привычная надменность. – Я с тобой развожусь.</p>
Глава 1
Меня разбудили знакомые руки – уверенные, решительные, такие же, как он сам. Утягивающие за собой к животу шелк ночной сорочки. Ткань сдалась под настойчивым натиском пальцев мужа. Спину оцарапали жесткие волосы, в обилии покрывающие его грудь. Все это было знакомо до мельчайших деталей, но как никогда мучительно.
Я поймала себя на том, что, затаив дыхание, жду… Что все обойдется? Или, напротив, продолжится? Внутри меня обострился давно замятый конфликт: желание оттолкнуть и неистовое подсознательное влечение, которому я ненавидела подчиняться.
– Разбудил? – шепнул Вахид, прикусывая мне ушко.
Я промолчала. Он и не ждал ответа. Одной рукой оглаживая мой живот, а другой – перекатывая между пальцев послушно вытянувшийся сосок, муж наслаждался моим беспрекословным подчинением. Заставляя тело предательски откликаться, выдавая все то, в чем мне и сейчас было сложно себе признаваться.
Может, как раз это и делало этот раз настолько для меня сложным? За двадцать лет брака я привыкла ко многому. Казалось бы, что изменит еще один раз? Но сегодня все было иначе и ощущалось гораздо-гораздо острее. Не было сил терпеть. А нужно было – больше, чем когда-либо.
– Я уже тебя не ждала, – выдохнула я, с трудом узнавая свой голос.
– Напрасно, – отозвался Вахид с ленивой уверенностью в голосе. – Жена всегда должна ждать своего мужа.
Его дыхание – раскаленное, как солнечная корона – коснулось затылка, отправляя в забег по моему телу полчища мурашек. Дрожь сковала, как в первый раз, разгоняя по венам щенячий, абсолютно неуместный восторг от мысли, что он пришел ко мне. Что он, несмотря ни на что, меня хочет. И за это чувство, за это униженное полурабское ликование я ненавидела себя сильнее всего в этой жизни.
– Алишер обрадуется, что ты нашел время проводить его в колледж, – выдавила я, цепляясь за остатки достоинства.
– Это упрек, что мне не хватает времени на семью? – голос Вахида был тихим, но его и не нужно было повышать – я слишком хорошо знала мужа, чтобы вообще без слов считывать его недовольство.
Концентрироваться на разговоре было все сложнее, ведь пальцы Байсарова уже вовсю наглаживали меня между ног. Властно, грубо, будто каждым этим касанием оставляя на мне печати. Я зажмурилась, вгрызаясь зубами в подушку, чтобы не закричать – от бессилия, от боли, от мерзкого осознания, что даже сейчас я его хочу. Хочу, а не просто позволяю, потому что иногда проще сдаться, чем оказывать сопротивление.
– Амина! – Вахид зажал между пальцев мой налившийся клитор.
– Что ты, муж мой. Какие претензии? – я изобразила покорность и замерла в ожидании – поверит, нет?
– Вот и славно. Вы для меня всегда на первом месте. Ты же знаешь.
Он больше не хотел слов. Они мешали. Байсаров бесцеремонно перевернул меня на живот и навис сверху, прижимаясь так крепко, будто хотел заставить меня забыть, кто я есть без него. И я снова позволила. Потому что не могла рисковать. Перетерпеть нужно было один только раз. Я надеялась, что один. И что перетерпеть. Иногда Вахид забивал на мое удовольствие, не требуя отдачи. Не заставляя меня кончать во что бы то ни стало.
– Давай, Амина. Давай, девочка…
Но сегодня было иначе. Он шлепнул меня ниже поясницы. Я взорвалась, яростно сжимая его беснующуюся во мне плоть и распутно виляя задницей. Вихид догнал меня тут же, со стоном разрядившись глубоко-глубоко внутри. В такие моменты мне становилось особенно за себя стыдно. И брезгливо, и откровенно страшно. Чтобы притупить этот страх, я вновь и вновь про себя повторяла, что он осторожен, когда ходит на сторону. Что он использует презерватив хотя бы со своими шлюхами. Даже если со мной он этим не утруждался.
– Эй, ты куда это? – в голосе Вахида появился едва заметный акцент, который вырывался наружу лишь в моменты крайней расслабленности. Он упрямо продолжал разговаривать со мной на русском, будто боялся, что в родной речи проявится что-то истинное и непритворное.
– В душ. Ты меня испачкал.
– В кровать вернись. Не такая уж ты и грязная. Сходишь утром. И вообще нам пора подумать о дочке. Я на днях к Джабраиловым заезжал. Хорошо у них. Полный дом детей.
Меня окатило волной паники. Леденящей, как утренний снег под босыми ногами. Чтобы не провалиться под этот наст с головой, я напомнила себе, что уже завтра его слова перестанут иметь значение. Я просто должна продержаться. И я держалась, даже когда его семя стало вытекать на простыни, и на них же остывать, неприятно холодя кожу.
– Как Адам? – спросила только, беспокоясь о своем старшем мальчике. – Справляется с поручениями?
– Конечно. Это же мой сын.
– Наш сын, Вахид. И ему всего восемнадцать.
– Он толковый парень. Спи. Завтра рано вставать.
Закинув на меня ногу, Байсаров поудобнее устроился на подушке и накрыл рукой тяжелую после трех-то беременностей грудь. Дочку он захотел… Я втянула щеки, чтобы не потревожить Вахида всхлипом. После трех погодков, первого из которых я родила в восемнадцать, мысль о беременности вселяла в меня в самый настоящий животный ужас. Но с тех пор, как сыновья выросли, Вахид все чаще стал затрагивать эту тему, давя на чувство долга и прочую чушь, которую нашим девочкам вбивают в голову с детства.