<p> Мировые войны и преступность остались в далеком прошлом. Человечество на живых симбионтах-кораблях разлетелось по всему обитаемому космосу, засеивая семенами городов все новые и новые планеты. Но когда над Сферой разума нависает неотвратимая угроза, справиться с ней может только тот, для кого чужая смерть – это «сопутствующие потери», тот, кто стоял на руинах старого мира ради обретения нового. Михеев, пилот Дальней разведки, срастивший свой разум с кораблем, вынужден вернуться к людям. Он узнает о том, что кто-то получил доступ к объекту «Фенрир» – чудовищному порождению старых недобрых времен. И теперь этот кто-то способен вывернуть реальность наизнанку…</p>
Глава 1. Возвращайся, звездоход
Планету Михеев полюбил. Окоём тут был далекий, в степи колыхалась высокая голубоватая трава, далеко, у темной полосы леса, закрывая горы, ворочалась тяжёлая черная туча, изливалась дождём. А после дождя вставали над степью яркие тревожные радужные столбы. Били в небо, звали давно ушедших богов, небеса молчали.
Михеев тоже отзываться не стал, скинул стандартный исследовательский комплекс и продолжил любоваться радугами. Хотя, какие они ра-дуги? Дуги то и нет.
Ему нравились здешние рассветы. Неторопливые величаво растекающиеся теплым, совершенно невозможным оранжево-синеватым светом по бескрайним степям. Восходящее древнее светило ласково, по-стариковски осторожно гладило склоны усталых, осевших под весом миллиардов лет, гор, блестело на серо-голубоватой воде безымянного океана, и даже тени развалин, которые Михеев вроде бы, увидел на одном из континентов, были мягкие, сглаженные.
Поэтому, в течение корабельного дневного цикла Михеев обязательно просил «Алконоста» хоть раз зависнуть в зоне восхода светила.
Ничтоже сумняшеся, он и планету назвал Рассвет, предоставив штабу Дальней Разведки самому разобраться с координатным индексом.
Скинул, и забыл.
Конечно, он должен был еще и выйти на связь, но для этого надо было вернуться в зону устойчивой связи, а Михеев терять время не хотел. Поэтому, выстреливал пакет, а к нему присобачивал короткий отчет “Алконоста” о состоянии пилота и самого корабля.
“Алконост” это категорически не одобрял, поэтому, как только Михеев входил в консенсус-реал, выбирал образ курносой сероглазой девчонки в чуть мешковатом комбинезоне разведки, и долго укоризненно смотрел на пилота, вместо того, чтобы, как положено, доложить о проделанной работе и ближайших целях.
Михеев тяжело вздыхал и обещал, что больше не будет. Оба они знали, что будет, и что корабль, хоть и является согласно Кодексу Разума, биологическим объектом, наделенным способностями к мышлению и построению логических связей, а также самоосознанию...
– определение длилось и длилось, и его до конца не помнил, кажется, и сам Алконост, - но без согласия пилота сделать особо ничего и не может.
Поскольку при создании добровольно наложил на себя определенные ограничения в свободе воле. Мог бы, конечно, и не накладывать, но - решил быть с Человечеством.
Оба они до сих пор присматривались друг к другу. “Алконост” знал, что прошлый корабль Михеева погиб, спасая пилота, а Михеев - что пилот, которому поначалу предназначался “Алконост”, по каким-то причинам всего раз вошел в консенсус-реал, после чего вернул корабль на базу и навсегда ушел из Дальней Разведки. Говорят, и из Космоса, вообще.
Присматривались они друг к другу бережно, работали слаженно, и Михеев все больше успокаивался, привыкая и к новому кораблю, и к новому телу. Прошлое безнадёжно погибло вместе с “Гамаюном” и, если бы не молоденький земледел, примотавший издыхающую капсулу с пилотом к вездеходу, то не удалось бы спасти и сознание.
В принципе, Михеев был готов и к этому, сам о том сказал земледелу.
Но - Вселенная оказалась не то безумно милостива, не то нестерпимо жестока и дала ему возможность снова уйти к звёздам.
Михеев ушёл, как только появился шанс - корабль, от которого отказался пилот.
Ему порой казалось, что он ощущает в “Алконосте” едва заметную грусть, скрытый надлом, о котором корабль может и сам не знать. Хотя, конечно, такого не могло быть - он же прошел все возможные проверки и его признали годным к использованию на сверхдальних маршрутах, далеко выходящих за фронтир Сферы Разума.
В этом было что-то от холодных солнечных октябрьских дней, когда золотые шапки еще не облетевших берез особенно ярко и щемяще возносятся к сине-стальному небу.
Михеев любил осень.
он скидывал очередной пакет с донесением и снова нырял к Радуге. Порой ему казалось, что служба дальней разведки его забыла.
Оказалось - ошибался.
___***___
Бортовое время воспринималось, как 8615 утра.
Михеев как раз закончил любоваться рассветом. По телу прошла последняя волна тонизирующего массажа, который в своем личном реале он воспринимал, как упражнения классической утренней гимнастики.
Он, конечно, осознавал, что его физическое тело лежит в пилот-коконе и его мышцы поддерживают в рабочем состоянии медсистемы корабля, но воспринимал это совершенно отстраненно. Иногда он думал, что это ненормально, но, в конце концов, много ли нормального в существовании посмертника?
Пользу приносит, и хорошо.
А тут еще и такие рассветы за бортом дают! Не жизнь, а сказка.
Михеев приказал выпустить “Рыбку”, и юркий автоматический зонд вывалился из открывшейся в псевдоплоти корабля трещины стартового отсека.