<p> После смерти мужа и сына Хелен Картрайт, 60 лет прожившая за границей, возвращается в Англию, в городок, где родилась. Она мечтает лишь об одном – умереть поскорее, никому не доставив хлопот. Дни тянутся один за другим, похожие, как капли воды. Но как-то раз, зимним вечером, происходит встреча, которая оказывается началом необычного приключения. И одинокая вдова совершенно неожиданно находит причину жить дальше.</p>
Simon Van Booy. Sipsworth
Издательство CORPUS ®
International Rights Management: Susanna Lea Associates
Джошуа и его отцу Дейлу
Увертюра
Хелен Картрайт была старенькая, судьба ее в свое время переломилась, как она и представить себе не могла.
Ходьба помогала, и Хелен старалась выбираться из дому ежедневно, даже в ливень. Но жизнь для нее кончилась – она это знала и принимала. Каждый день повторял предыдущий, лишь чуточку проползая вперед, как будто и к смерти стояла очередь.
Ни один из наблюдавших, как сухонькая старушка бредет вниз по Вестминстер-кресент, не мог сказать, что знаком с ней. Она оставалась просто частью фона, на котором постоянно протекали их собственные жизни. На самом-то деле Хелен Картрайт была местной уроженкой – родилась в старой больнице Парк-хоспитал, пока ее отец сражался на море. Больницу давно снесли, но кирпичный коттедж, где росла Хелен, все еще стоял на месте. Время от времени она ходила оттуда в городок. Палисадник залили бетоном, но свозь трещины в нем порой пробивались цветочки, знакомые ей по именам, как будто прямо под поверхностью этого мира продолжают существовать те, кого мы помним.
Домом ей теперь стал пенсионерский коттедж на отшибе, с дверью горчичного цвета. Она купила его через интернет, прожив шестьдесят лет за границей.
За шесть десятилетий много чего может случиться. Места меняются. Но сама она не изменилась.
Это Хелен поняла, как только выбралась из такси, которое привезло ее из аэропорта к новообретенному жилищу на Вестминстер-кресент. В дом, оставленный ею на другом конце света, наверняка уже въехали другие люди. Ей представлялось, как они разворачивают газеты, высвобождая ценные или хрупкие предметы, но по большому счету – просто звенья цепочки, ведущей тебя обратно к началу.
Нет, нисколько она не изменилась.
Просто знаний поднабралась от пережитого. И вопреки сказкам, которые ей рассказывали на ночь в детстве, все ценное, что вернулось с ней домой, оставалось для всех, кроме нее, невидимым.
После того как такси укатило обратно в Хитроу, Хелен зашла в дом и устало поставила чемодан у подножия лестницы. Как и в любом жилище, здесь стоял особый запах, который исчезнет, только когда она к нему привыкнет. Под ногами, на полу прихожей, валялись письма, адресованные незнакомым ей людям. Она задумалась о прежних здешних обитателях. Попыталась вообразить, как они жили, но память упорно возвращала ее к мужу и сыну, до которых теперь никак не дотянуться.
Не снимая пальто, пропахшего самолетом и звенящего монетками, которые вечно проскальзывают за подкладку, Хелен прошла через кухню и остановилась в пустой гостиной.
Засмотрелась в окно, выходящее на улицу.
Наверное, сто раз она девчонкой бегала, прыгала и каталась на дребезжащем велосипеде вокруг этого дома. Наверное, сто раз девчонкой не думала, что однажды вернется сюда, чтобы замкнуть свою жизнь в непрерывный круг.
В свой восьмидесятый день рождения Хелен с утра до вечера наводила порядок в кухонном шкафу. Протирала полки. Пылесосила ступеньки. Отворачивалась от всякого лица, являвшегося ей среди пыли или в темноте между жестяными банками.
Три года проходят, не наполненные абсолютно ничем.
А потом, однажды рано утром, кое-что случается.
Пятница
1
Уже за полночь, но еще совсем темно, день от ночи пока не отделился. Хелен Картрайт стоит у окна спальни в ночной рубашке и тапочках. Отдернула занавеску, совсем чуть-чуть, только взглянуть на мир, пустующий в этот глухой час. Раз уж не спится, она, пожалуй, спустится вниз и включит телевизор – но тут улавливает какое-то движение. Придвинувшись поближе к холодному стеклу, она вдруг теряет улицу из виду – стекло запотевает от дыхания. Когда туманное пятно исчезает, становится видно соседа в халате и тапочках, он тащит черные мешки к утреннему сбору мусора. Хелен наблюдает, как он сбрасывает свою ношу на землю и затем возвращается в дом. Но калитку не запирает, а наоборот, подпирает кирпичом, чтобы не захлопнулась. Потом вперевалку выходит с огромным ящиком, который с величайшей осторожностью старается угнездить поверх пластиковых мешков.
За последние месяцы Хелен прониклась любопытством: что люди выбрасывают? Несколько раз даже ходила проверить, вдруг попадется нечто занятное, какой-нибудь предмет, по ошибке отправленный на свалку преждевременно. Глухой стук обычно означал деревянное изделие, фарфор отзывался нежным звяканьем. Если что-то хлюпает, лучше держаться подальше.
Так что, после того как сосед накинул на калитку щеколду, скрылся в доме и запер входную дверь, Хелен надевает свои клетчатые тапочки и идет на нижний этаж. Убедившись, что на улице ни души, она натягивает пальто и выскальзывает во чрево ночи. Видимо, прошел дождь – дорога выглядит мягкой влажной лентой. Мешки Хелен вниманием не удостаивает, ее влечет вынесенный соседом ящик, который и не ящик вовсе, а стеклянный аквариум, заполненный всяким барахлом. Ничего особенного, кроме вещицы, лежащей сверху. Эта детская игрушка ей знакома, кусочек декорации от давно прожитой жизни, словно отвалившийся осколок воспоминания, каким-то образом нашел обратный путь, прямо к ней в дрожащие руки.
Форма и текстура игрушки наводят Хелен на мысль, что, может, она на самом деле крепко спит в своей кровати и вот-вот откроет глаза в мутной тишине комнаты. Оторвавшись от созерцания выброшенной вещицы, она окидывает взглядом длинный ряд домов на Вестминстер-кресент. Вдруг что-нибудь – загоревшийся свет, хлопнувшая дверь или соседская кошка – проявится и разорвет ткань сновидения.
Но ничто не шевелится.
Никто не приходит.
Это обитатели улицы, женщины в ночных рубашках и мужчины в пижамах, погружены в сон, а она нет. Только ее сознание фиксирует этот момент.