Роза-Розочка…

– Анечка, моя дорогая!.. – расплывается она в улыбке.

– Здравствуйте, – говорю поникшим голосом и иду целовать в обе щеки бабушку Майка. – Как ваше здоровье?

Либо в комнате тусклое освещение, либо лицо бывшей балетной примы Драматического театра Северска Розы Цветковой слишком худое и бледное, хоть она и пыталась скрыть это румянами кирпичного цвета на щеках и нанесенной ровным слоем вишневой помадой.

Роза отмахивается от моих вопросов и сразу начинает причитать:

– Да что обо мне, о старой, говорить?.. Дай я на тебя посмотрю! Какая фигура!.. Какая осанка!.. И как тебя этот Громила оставил здесь на целый год?..

– «Этот Громила» уже здесь, – слышу грубоватое за спиной и тут же отхожу. – Привет, ба!

Невольно улыбаюсь, глядя, как Авдеев приподнимает и кружит бабулю, а она только глазами хлопает. Он, пожалуй, хороший человек, но даже у хороших людей бывают темные, некрасивые стороны. Так ведь?..

– Медвежонок! – взвизгивает Роза. – А ну, отпусти. Я старая, сейчас инфаркт хватит.

– Какой еще инфаркт? – Миша ставит бабушку на место и пристально изучает морщинистое лицо. – Ты что, болеешь?

– Миш, – откашливается Астра и поглядывает в сторону стола. – Оставь бабулю в покое и поговори с отцом. Он весь вечер переживает, что ты не намерен восстанавливаться в университете.

– Я же сказал, что завтра заеду.

Авдеев злится, а я вздыхаю, потому что предвосхищаю всеобщий кабздец, который настанет, когда дядя Кирилл узнает, что никакого академического отпуска нет: Майка давно отчислили. Обычно спортивные заслуги, особенно такие выдающиеся, как у него, имеют какой-то вес, но декан экономического факультета, видимо, фанат футбола.

– Я, пожалуй, с тобой съезжу, – все еще переживает его мама.

– Вы не беспокойтесь, – по привычке заступаюсь. – Мы завтра после моих пар вместе заедем.

– Спасибо, Анют.

Небрежно кивнув мне, Майк провожает бабушку до стола и помогает ей сесть. Это что, вся его благодарность? Я, вообще-то, всем про фикцию рассказать хотела, а сама продолжаю врать.

– Да, маленькие детки – маленькие бедки, – шутливо произносит мой папа.

Он у меня не строгий, но свое веское слово сказать может. И регулярно это делает. Особенно в том, что касается учебы.

– Беритесь уже за ум, молодежь, – продолжает старший Авдеев, строго поглядывая на нас обоих. – Иначе для кого мы тут стараемся?

Все кивают, негласно его поддерживая.

– Для Маргариты и Савелия, конечно, – называет младших Майк, вальяжно растягиваясь на стуле и закидывая руки за голову. – Я на себя и Анюту сам заработаю.

Розочка мне весело подмигивает, а я вспыхиваю от стыда и снова пихаю под столом огромную лапу.

– У тебя три выговора и штраф с шестью нулями, – напоминает дядя Кирилл. – Пока ты только тратишь.

– Это я на чай им оставил, – с грубоватым смешком выдает Майк.

Все смеются, и я тоже не сдерживаюсь.

Дурак.

– И у Ани, кстати, учеба хромает, – вспоминает мама после того, как все замолкают.

– Ма-а-ам… – тяну и дую губы.

Не при всех же!

– Что не так? – прищуривается Майк, приобнимая меня.

По-хозяйски поглаживает плечо. Я задерживаю дыхание.

– Английский, Миш. Три пересдачи, два репетитора, все мимо. Странно, что она тебе не рассказывала. Может, ты с ней позанимаешься? – предлагает она.

– Конечно, завтра съездим в универ и позанимаемся у нас.

Я удрученно вздыхаю, потому что и правда – с английским надо что-то делать. Учиться в колледже дизайна мне нравится. Да и отца расстраивать не хочется…

Уже вечером, лежа в уютной кровати, быстро набираю сообщение:

«Ладно, я согласна. Надо продолжать…»

«Ты всегда была умненькой. Завтра в восемь утра я у тебя. Загорского отмени».

Закатываю глаза. Будто Ярик – таксист…

«Ладно», – отвечаю.

Внимательно рассмотрев фотографию на аватарке, где Авдеев довольно улыбается в хоккейной форме «Даллас Старз», снова пишу:

«Думаешь, получится помочь мне с английским?»

«Конечно. Не ссы, Андрюш».

«Боюсь, что меня тоже отчислят. Как тебя… Что тогда папа скажет?»

«Надеюсь, ты этого никогда не узнаешь, а я не узнаю, что такое массаж простаты».