Мария и Мэри
<p> Это было в Черном море в ноябре месяце. Русская парусная шхуна «Мария» под командой хозяина Афанасия Нечепуренки шла в Болгарию с грузом жмыхов в трюме. Была ночь, и дул свежий ветер с востока, холодный и с дождем. Ветер был почти попутный. Тяжелые, намокшие паруса едва маячили на темном небе черными пятнами. По мачтам и снастям холодными струями сбегала вода. На мокрой палубе было темно и скользко. Впрочем, сейчас и ходить было некому. Один рулевой стоял у штурвала и ежился, когда холодная струя попадала с шапки за ворот. В матросском кубрике[1] в носу судна в сырой духоте спало по койкам пять человек матросов. Кисло пахло махоркой и грязным человечьим жильем. Мальчишку Федьку кусали блохи, и ему не спалось. Было душно. Он встал, нащупал трап и вышел на палубу. Он натянул на голову рваный бушлат[2] и зашлепал босиком по мокрым доскам. Слышно было, как хлестко поддавала зыбь в корму. Федька хорошо узнал палубу за два года и в темноте не спотыкался. Море казалось черным, как чернила, и только кое-где скалились белые гребешки. Федька заглянул в люк хозяйской каюты. Там вспыхивал огонек папиросы.</p><p> - Эге! - крикнул Нечепуренко. - Кто це? Хведька? А ну, ходы!</p>
Это было в Черном море в ноябре месяце. Русская парусная шхуна «Мария» под командой хозяина Афанасия Нечепуренки шла в Болгарию с грузом жмыхов в трюме. Была ночь, и дул свежий ветер с востока, холодный и с дождем. Ветер был почти попутный. Тяжелые, намокшие паруса едва маячили на темном небе черными пятнами. По мачтам и снастям холодными струями сбегала вода. На мокрой палубе было темно и скользко. Впрочем, сейчас и ходить было некому. Один рулевой стоял у штурвала и ежился, когда холодная струя попадала с шапки за ворот. В матросском кубрике [1] в носу судна в сырой духоте спало по койкам пять человек матросов. Кисло пахло махоркой и грязным человечьим жильем. Мальчишку Федьку кусали блохи, и ему не спалось. Было душно. Он встал, нащупал трап и вышел на палубу. Он натянул на голову рваный бушлат [2] и зашлепал босиком по мокрым доскам. Слышно было, как хлестко поддавала зыбь в корму. Федька хорошо узнал палубу за два года и в темноте не спотыкался. Море казалось черным, как чернила, и только кое-где скалились белые гребешки. Федька заглянул в люк хозяйской каюты. Там вспыхивал огонек папиросы.
1
Кубрик - общая матросская каюта в носу судна.
2
Матросское полупальто.
– Эге!
– крикнул Нечепуренко.
– Кто це? Хведька? А ну, ходы!
Федька спустился в каюту.
– Хлопцы огонь задули? Ну-ну! Жгуть дурно керосин, не в думках, что в деревне люди с каганцами живуть.
Огня не было не только в кубрике, но не были выставлены и отличительные огни по бортам: справа зеленый и слева красный. По этим огням суда ночью узнают друг друга и избегают столкновений.
– Як не спишь, - продолжал хозяин, - то уж не спи: тут могут пароходы встретиться. Поглядывай в море.
Федька подошел к рулевому.
– Что трясешься?
– спросил рулевой.
– Ямы боишься?
– Та смерз, - сказал Федька.
– А кака та яма?
– Не знаешь?
Федька много слыхал россказней про яму, не верил им, но все-таки любил послушать. А ночью так и побаивался, - а вдруг в самом деле есть?
– Нема никакой ямы, - сказал Федька, - ты ее видал?
– А вот и видал: там повсегда зыбь. Ревет!
– аж воет. Я раз с греками плавал, видал, как судно туда утянуло. Хоп, и амба!
– Брешешь?
– испугался Федька.
– Вот чтоб я пропал! Пароходы затягает.
– А где ж она?
– Аккурат посередь моря. Греки знают.
– Да врешь ты!
– отмахивался Федька.
– Верное слово. Вот чего Афанасий не спит?
– добавил рулевой вполголоса.
– Накажи меня бог, ямы боится.
– Федька!
– крикнул из каюты хозяин.
– Смотри огни! Уши развесил.
Федька стал вглядываться в темноту, и действительно далеко впереди, справа, ему показался белый огонек. А сам прислушался, не гудит ли впереди яма.
Английский грузовой пароход «Мэри» с полным грузом русского хлеба шел, направляясь вдоль западного берега Черного моря, в Босфор, чтоб оттуда идти дальше в Ливерпуль.
Зеленый и красный огни ярко светились по бортам: там горели сильные электрические лампы. Еще один белый огонь горел на мачте. Этот огонь на мачте носят пароходы в отличие от парусных судов, которым пароходы всегда должны уступать в море дорогу.
Пароход был недавно построен, все было новенькое, и исправная машина работала как часы. На носу судна стоял вахтенный «баковый» и зорко смотрел вперед. Тут же висел большой сигнальный колокол, которым баковый давал знать вахтенному штурману, когда появится на горизонте огонь: ударит раз - значит огонь справа, два - слева, три раза - прямо по пути парохода.
Молодой помощник капитана, штурман Юз, был на вахте и ходил взад и вперед по капитанскому мостику.
Вдруг он услышал три спешных удара в колокол с бака [3] . Он глянул вперед: почти перед самым носом парохода слабо мигал зеленый огонек.
– Лево на борт!
– крикнул Юз рулевому, и пароход резко покатился влево. Реи парусника едва не задели пароход.
– Проклятые! Дикари! Четвертый раз!
– ворчал про себя Юз.
– На курс! скомандовал он рулевому.
3
Носовая часть палубы.
Рулевой повернул штурвал, закляцала рулевая машина, и пароход пошел по прежнему направлению.
Капитан Паркер сидел на кожаном диванчике в своей каюте, которая помещалась тут же у капитанского мостика. Две электрические лампочки горели над полированным столиком, на котором стояла бутылка виски [4] и сифон содовой воды. Капитан курил из трубки душистый английский табак и записывал в свой кожаный альбом русские впечатления. Он боялся, что за длинную дорогу забудет и не сумеет толком рассказать своим ливерпульским друзьям про Россию.
4
Виски - английская водка.
«На улицах громко говорят, кричат, - писал он, - на тротуарах толкаются и не извиняются»...
Бах, бах, бах!
– опять раздались три удара с бака.
Капитан Паркер надел фуражку и выскочил из каюты.
– В чем дело, Юз? Опять?
– спросил он помощника.
– Право, право, еще право!
– командовал Юз.
Красный огонек совсем близко проскользнул мимо левого борта.
– Что они, издеваются?
– сказал Паркер.
– Мы ведь должны уступать паруснику по закону, - ответил Юз.