Мое внимание привлекла женщина в темном платке, которая медлила выйти за ограждение. Она, по всей вероятности, высматривала кого-то.

— Иннокентий, это, случайно, не ваша сестра?

— Где? — встрепенулся он.

— Вон там, за фонтанчиком.

Доктор Райс посмотрел в ту сторону, куда я показывала, и ахнул:

— Господи, ну конечно! Анжелика, сюда, я здесь!

Женщина в платке услышала крик и пошатнулась. Ее колени подогнулись, и она чуть не свалилась прямо в бассейн с фонтанами. Райс бросился ей навстречу.

— Осторожно, Лика, вставай, пошли! Это я, Кеша. Ты себя плохо чувствуешь? Сейчас попьешь водички, такое бывает после полета, — он частил, не обращая внимания на то, что говорит. Женщина безучастно молчала.

Мы отошли в сторону и усадили безвольную Анжелику на скамью.

— Валерия, посидите с ней, я сбегаю за водой.

Он поспешил к киоску, а я осталась наедине с будущей клиенткой. На ее бледном лице не было даже тени косметики. Длинная темная юбка ниспадала до щиколоток, а бесформенная кофта скрывала фигуру надежнее, чем маскхалат. Невозможно было определить, блондинка она или брюнетка: из-под платка не пробивался ни один волос.

Вернулся Иннокентий с бутылкой минеральной воды.

— Пей, тебе сразу полегчает.

— Надо бы забрать багаж, — заметила я.

Анжелика молча качнула головой.

— Как?! — опешил Иннокентий. — У тебя ничего нет? Ты прилетела вот так? Без всего?

— Мне ничего не надо… — бесцветным голосом сказала она. — Где он?

— Кто? — Я не сразу поняла, о ком идет речь.

— Илюша.

— Мы поедем к нему, поедем, — поспешил ответить ее брат, — только отдохнешь с дороги, и сразу поедем.

— Я не устала. Отвези меня на кладбище… — ее лишенный интонаций голос был под стать ее внешнему виду.

В машине, когда мы уже выезжали из аэропорта, доктор Райс обратился ко мне на иврите:

— Валерия, меня пугает состояние сестры. Она в глубоком шоке, и неизвестно, сколько может продлиться это состояние. Здесь нужен психиатр.

— Может быть, все не так уж страшно, — ответила я ему на том же языке, чтобы Анжелика, сидящая сзади, не поняла, о чем мы говорим.

— И потом, вы обратили внимание, как она одета? — спросил он, не отрывая взгляда от дороги.

— Она в трауре, может быть, этим все объясняется?

— О чем вы говорите! — возмутился Иннокентий. — Вы просто не видели ее раньше! С детства моя сестра носила все самое лучшее. Я понимаю — траур, но не это безобразное тряпье, которое на ней надето. И потом, как вы объясните отсутствие багажа? Ладно, не надо платьев, но запасные трусы она должна была взять с собой?!

Мне нечего было возразить…

Мы въехали на территорию кладбища. Оставив машину на специальной стоянке, прошли по центральной аллее в самый конец. Со вчерашнего дня рядом с могилой Ильи появилось еще шесть.

— Пришли. Илюша здесь, — сказал Иннокентий.

Услышав эти слова, Анжелика, нетвердо ступая, подошла к свежему холмику и, упав на него, стала рыдать в голос. Мы с Иннокентием стояли, понимая, что ей нужно дать выплакаться.

Спустя некоторое время плач прекратился, и Анжелика зашептала молитву. Поначалу слов невозможно было разобрать, но потом ее голос окреп, и я, к своему удивлению, поняла, что молитва на латыни. Переведя дыхание, Анжелика перешла на церковнославянский и без всякого затруднения выговаривала слова архаичного языка, половину которых я не понимала.

— Господи, святой вседержитель, владыка света и владыка тьмы, прими и упокой раба твоего, не дай душе пасть в пропасть бездонную, а введи ее в чертоги златые, трубами херувимов осененные…

Хотя я не очень знакома с христианскими молитвами, мне стало ясно: Анжелика произносила слова, далеко выходящие за рамки церковного канона. Может, в Америке так молятся методисты или баптисты? Не знаю. «Владыка света и владыка тьмы» — это уж прямо говардовщина какая-то. В смысле толкиеновщина. Ну и христианочка…

— Валерия, — наклонился ко мне Райс, — что она говорит?

— Она читает молитву на латыни, — прошептала я ему. — Но, по-моему, очень странную. Если только я правильно поняла.

— Она что — так хорошо знает язык?

— Вы же сами говорили, что она училась в Америке… Может быть, и латынь выучила.

Анжелика тем временем прекратила молиться, наклонилась, порылась у себя за пазухой и достала мешочек из хлопчатобумажной ткани, висевший у нее на шнурке. Она высыпала содержимое кулька на могилу. Там оказались несколько желтых перышек, какие-то соломинки, щепотка песку. Мы смотрели на все эти манипуляции, не зная, как реагировать.