Шрифт:
Ночью Демьян сидел у костра.
— Лорд, ты, конечно, пугаешь. Но, блядь, живём же.
Я молча кивнул. Потому что прав. Пугаю. Но держу. На соплях, на угрозах, на боли — но держу.
Глава 33
С самого утра в Сырогорье было неспокойно. Небо висело, как грязная тряпка после стирки на помойке, и пахло так же — смесью навоза, кислого пота и чьей-то дохлой мечты. Над деревней снова ползло странное предчувствие: либо праздник, либо пиздец.
Первым нарушил тишину тонкий крик: — Лооооорд! Козёл ебёт тряпку!
Я вышел из избы, в штанах, которые давно просили эвтаназии, и с деревянной кружкой, в которой вчера ещё был суп, а сегодня уже что-то между студнем, холодцом и философским вопросом.
У лавки стоял козёл. Величественно. Уперевшись передними копытами в рулон холста, он методично и с одержимостью старого любовника ебал ткань. Причём со вкусом, в такт утреннему пению петуха.
— Да кто его, блядь, опять выпустил?!
— Сам! — выпалил Демьян, высовываясь из окна. — Он засов открыл!
— В каком смысле сам?! У нас что, разумный козёл?
Козёл повернул морду и взглянул. Этот взгляд говорил: «Я здесь всё понял раньше вас, уебаны». Я почувствовал, как по позвоночнику пробежал холодок.
На главной площади уже стояла кучка народа. Кто-то перетирал сухари, кто-то дрался из-за дохлой селёдки, кто-то просто стоял и чесал яйца с философским видом. И тут мы услышали грохот повозок.
Две телеги. Одна — с бочками, тканями и горой ящиков. Вторая — с женщинами. Купцы. Пыльные, жирные, но при бабках. Во главе — толстяк в алом камзоле с золотыми застёжками и усами, напоминавшими две дохлых крысы.
За ним — двое охранников. Один был лыс, как яичко, и смотрел так, будто искал, кого убить ради разминки. Второй держал копьё, как ребёнка: с любовью, но неуверенно.
И… женщины. Шестеро. У некоторых — лица, знавшие только войну, грех и опилки.
Одна из них подошла ко мне. Стройная, с хитрой улыбкой: — Господин Лорд, мы прибыли с караваном. Торговля, специи, ткани... и… развлечения, если есть потребность.
— Развлечения?
Она кивнула в сторону женщин.
— У нас есть всё. За медяк — радость, за два — счастье, за три — возможно, даже любовь. Но временную.
Я посмотрел на козла, который теперь трахал мешок с зерном.
— Спасибо, у нас уже есть шоу-программа.
ИНТЕРФЕЙС: ВНИМАНИЕ: ВНЕШНИЕ КУПЦЫ НА ТЕРРИТОРИИ. Риски: сифилис, шпионаж, непреднамеренное обогащение. Выгоды: всё остальное. РЕКОМЕНДАЦИЯ: СРОЧНО ПОСТРОИТЬ РЫНОК. ОБЛОЖИТЬ ВСЕХ НАЛОГАМИ.
Созвал совет.
Пришёл Бек — весь в опилках, с занозой в брови. Тверд — с травами и пузырьком, от которого воняло, как из жопы дьявола. Пиздюха — с новой дубиной и ухмылкой: «я этой палкой вчера выбила грыжу».
И… поп. Тот самый. Вернулся, гундосый, бородатый, с крестом и хмурым еблом.
— Надо рынок. Иначе мы просто утонем в самодеятельной торговле и воровстве.
— А блуд? — выдал Поп. — Женщины эти… развратницы!
— Батя… — я подошёл ближе. — У нас с начала зимы трое человек сдохло от поноса. Один — от отвара из мухоморов. Если кто-то хочет трахнуть бабу за медяк и не умереть — я это одобряю всем сердцем.
— Но Бог...
— Бог здесь, если не заметил, живёт в сортире, привёл я аналогию. С крысами. Так что или мы строим рынок — или всё это превращается в ад. Ещё больший, чем был.
ИНТЕРФЕЙС: РЫНОК — ПРИКАЗ ПРИНЯТ. Проституция — НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО, НО ПРИВЕТСТВУЕТСЯ. Поп — зафиксирован. Хуй с ним.
К вечеру рынок стоял. Кривой, пыльный, но с лавками и ценниками.
Шлюхи расселись по палаткам и начали вызывать народ.
Первый медяк упал в казну.
Демьян записал: «День первый. Купцы пришли. Лорд разрешил ебаться за деньги. Пиздюха дала кому-то по зубам. Всё идёт по плану.»
Пиздюха, к слову, устроила налоговый патруль.
Каждому купцу: по цене, по сроку, по ебалу.
Если не платишь — бьёт. Если прячешь товар — бьёт. Если просто не понравился — бьёт дважды.
Козёл же продолжал свою культурную деятельность.
Теперь — с палаткой, в которой продавали специи.
ИНТЕРФЕЙС: КОЗЁЛ — НЕИЗБЕЖЕН.
ШАНС ОТЕБАТЬ ВСЮ ТКАНЬ: 86%
МЕДЯКОВ В КАЗНЕ: 11
Поп стоял в сторонке.
Читал псалмы.
Потом сжёг один мешок с солью, говоря, что «это — искушение».
Я не стал его трогать. Пусть живёт. Пока не мешает.
Ночью я сидел у огня.