Леонид Нетребо
Хохлы позорные
Пангоды - большой даже по современным меркам северный поселок. Основа жизни - газовое месторождение "Медвежье", которое в свое время осваивал весь Советский Союз. Впрочем, некоторые регионы в освоении лидировали, поэтому со временем сложились определенные пропорции преобладающих, в количественном смысле, национальностей в составе местного населения: русские, украинцы, татары (затем, во времена рыночного начала, прибавились азербайджанцы). Однако последние годы смутили прежнюю пропорциональную гармонию, отчетливую и понятную, прибавив в названный ассортимент разнообразнейшего народу со всех просторов некогда единой страны, "бессистемно" ринувшегося на российские севера в поисках лучшей доли. Самый действенный способ зреть этот "интернационал" - посетить переговорный пункт, где можно услышать всякую речь, экзотические названия городов и весей, а также, в минуты ностальгического минора, легко найти земляка и спросить, не знакомясь: "Вы давно оттуда? Ну, как там?.."
...Вечером - льготный тариф. Поэтому к полуночи в переговорном пункте, в дневное время пустынном, толкутся человек пятнадцать-двадцать. Сегодня то же самое. Делаю заказ. "Ждите". Жду. Рассматриваю все, что вокруг. В широких окнах - привычное для северного марта: зима. Надоевший к весеннему месяцу пейзаж. В этом конкретном окне - лишь часть его: освещенная ртутными фонарями улица, белизна накатанного снега, черные остовы невысоких зданий, из которых выделяется угрюмая котельная, упирающаяся трубой в подчеркнутую искусственным светом вечную темень. Картину локальности и отдаленности от цивилизации поселкового мирка оживляют подъезжающие и паркующиеся возле переговорного пункта легковые машины.
Заходят несколько азербайджанцев, им некогда (бизнесмены), они не ждут "по льготному", пытаются дозвониться из таксофона. Раньше их смуглой братии здесь было мало, и они при этом разговаривали громко, не обращая внимания на окружающих, заполняя любое помещение гортанной речью. Сейчас их много, но ведут они себя гораздо тише, они стали как все.
В углу слышна скороговорка малоросской речи. Это вполголоса, несколько стесняясь того, что им нужно пообщаться на своем языке, - который здесь уже давно не в ходу, даже среди этнических украинцев, вырастивших на Севере вполне русских детей, - разговаривают граждане Украины, контрактники, самая бесправная часть населения нынешнего Севера.
"Скажите, а код Ташкента не изменился?" - это спрашивает у телефонистки молодой высокий блондин. Характерный выговор русских слов в "восточном" оформлении, несколько похожий на классический жаргон "новых русских", выдает в нем уроженца солнечного Узбекистана с далеко не тюркской фамилией: например, Иванов или Коваленко.
По таксофону, аппарат которого висит не в кабинке, а прямо в зале, звонит на родину молодой татарин, поздравляет девушку, нежно называет татарское имя, сложное для запоминания, но, в том числе и по этой причине, необычайно певучее. Отвернувшись от всех, насколько возможно, он глушит голос и, втягивая голову в плечи, бережно прикрывает телом то далекое и одновременно близкое для него имя, которое произносит.
Обрывки объявлений из скрипучего динамика: Омск... Молдова...Чувашия... Москва.
По ногам веет холодом: люди заходят и выходят. Из проема двери, вместе с клубами морозного пара, с удовольствием отряхиваясь, в зал ожидания вплывает огромная рыжая псина. За ней неверной походкой появляется невысокий мужичишка, критически оглядывает зал и со словами "Майкл, ко мне!.." вонзается задом в свободное кресло. К окошку проходят две дамы, очень похожие одна на другую. По обрывкам фраз становится понятно, что одна из них является женой пьяного мужичка, другая, несложно вычислить, - сестрой жены.
– Хохлы позорные, - вздыхая, говорит пьяный мужичок, ни к кому не обращаясь, видимо завершая монолог, начатый еще на улице, а может быть и того раньше. Проиграли...
– Не знаю, кто там у вас что проиграл, но собаку вы, пожалуйста, уберите.
Последние слова принадлежат крупной, вызывающе интеллигентной даме в лебяжьей шапке и норковой шубе, которая оказалась сидящей по правую руку от мужичка и которая сейчас, насколько возможно, старательно от него отстранилась.
Мужичок повернулся на голос, видимо обдал соседку острыми запахами, так что она, надув щеки, показывая, что ей трудно дышать, отвернулась.
– А вы что, животных не любите? Вы здесь, на Севере, наверное, очень недавно. Интеллигенция... А раньше, между прочим, здесь собак было - как людей. В столовых, на почте, в аэропорту - одни собаки. Ик!.. И хохлы.
– У меня аллергия, - вымученно улыбаясь, при этом морщась и зажимая нос, гнусаво объяснила женщина.
Для мужичка, по всей видимости, справедливость - важный аргумент, потому что он, неожиданно для его самоуверенного состояния, командует своему питомцу, развалившемуся у ног хозяина:
– Майкл! Ты слышал? Пшол вон отсюда! Подожди на улице, бессовестный. Разлегся, иж ты! На улицу! Ждать!
Майкл нехотя повиновался: поднялся и действительно вышел вон. На лице мужичка читалась гордость дрессировщика. Когда хвост собаки исчез за дверью, мужичок опять критически оглядел зал.
– Вот это школа!
– похвалил он, видимо, сам себя.
– А не то что у этих, салоедов! Ну, хохлы позорные, ну надо же так проиграть! А? И кому?..
– здесь последовало несколько крепких выражений.
Все присутствующие женщины отвернулись, мужчины - кто вяло улыбнулся, кто потупил взор. Мужичок продолжил монолог с применением стандартных оборотов из ненормативной лексики. Наверное, ему уже нравилось, что он повергает всех в неудобное состояние. Во всяком случае, мне так показалось. Поэтому я решил прервать это глумление и, поймав его плавающий взгляд из-под тяжелых, наполовину опущенных век, сказал, как можно спокойнее, обыденнее, решив, впрочем, что в данной ситуации имею право обратится к этому экспонату на "ты":