<p> Для того благородным отцам и нужны неугодные дочери — откупиться при случае без ощутимых потерь. По приказу отдать в жены чужаку — да не жалко! Без сожаления отправить к черту на рога, не заботясь о дальнейшей судьбе — никаких проблем! А дальше, родная, как сможешь… Бессердечный муж? Просто с хорошим воспитанием и редким достоинством. Невыносимая свекровь? Вот глупости! Почтенная дама, которая требует всего ничего лишь на благо семейства. Улыбаемся и машем. Ну… или как получится…</p> <p> В тексте есть:</p> <p> ? Свекровь — 1 штука (двоих уже не вывезти). Дама редкой душевной организации и моральных качеств. Сущая ведьма</p> <p> ? та еще семейка</p> <p> ? вынужденный брак</p> <p> ? адекватная героиня</p> <p> ? бессердечный герой (или только кажется?)</p> <p> ? живность подбираем и лелеем назло всем</p> <p> ? ХЭ</p>
Глава 1
— Барышня, кажется, приехали…
Пилар отпрянула от суконной шторки, закрывающей покрытое инеем оконце кареты, и уставилась на меня. А я вся заледенела от страха, несмотря на жаровню с углями в ногах. Сердце сейчас выскочит.
— Встречают? Много народу? Он там, да? — Я нервно схватила ее за руку: — Посмотри, миленькая, герцог Кальдерон де ла Серда там?
Служанка потерла пальцем замерзшее стеклышко, вновь глянула, но, тут же, покачала головой:
— Никого, барышня. Ни души. Будто вымерли… — Она растерянно помедлила, надула губы: — Да как такое возможно? Ведь известили же, что вы едете. Как так: невесту не встретить? В такую холодину! Да вы же здесь хозяйка!
Я забилась в угол салона, будто пыталась спрятаться.
— Может, и к лучшему, что никого. Чем меньше шума — тем лучше. Я здраво сужу о своем положении. Меня навязали, Пилар, этим все сказано. Нам не рады. Я могла это предвидеть.
А в голове уже кружилась шальная мысль, что сейчас постоим у запертых ворот, и поедем обратно. Домой. Но я пыталась гнать ее. Назад дороги нет — отец дал это понять, яснее ясного. Мне некуда возвращаться. Он откупился ненужной дочерью по приказу короля. Свадьба по доверенности уже состоялась, я уже жена. Жена незнакомца… Даже бог не поможет.
Вдруг открылась каретная дверца, и показался один из стражей сопровождения:
— Донья Лорена, нет никого. Что прикажете?
Пилар даже подбоченилась, вскинула остренький подбородок:
— Так чего ждете, олухи? Всему учить? В ворота колотите! Кричите погромче, что хозяйка прибыла! Пусть вся округа слышит! Где это видано, чтобы благороднейшую донью у ворот держали!
Я чуть не подскочила:
— Не смейте кричать! — Повернулась к служанке: — Пилар, не смей так себя вести. Мы больше не дома. Крепко это запомни, слышишь? Не надо позориться. — Я взяла ее за руку, сжала: — И не смей меня объявлять здесь хозяйкой, не сотрясай воздух раньше времени.
Та лишь фыркнула:
— Думаете, сестрица ваша ждать бы стала? Здесь бы уже пыль столбом стояла. Донья Финея и одной минутки бы не прождала! И такого отношения не потерпела!
Я покачала головой:
— Я не сестрица. Я не донья Финея. Поэтому, будь добра, веди себя осторожно. Это чужой дом. Понимаешь? Совсем чужой. И люди, и стены. Негоже начинать со скандала, не разобравшись, что к чему.
Пилар закатила глаза:
— Но если я не посмею, то кто постоит за вас, душенька моя ненаглядная! Нет уж! Пусть сразу узнают, что с моей госпожой так нельзя! Вы из семьи Абрабанель! Где это видано, чтобы таким именем пренебрегали?
— Не смей!
Служанка сдалась, посмотрела на сопровождающего:
— Что уши развесил, олух? Сказано: колотите без криков, пока не отворят. Госпожа шуму не хочет.
Казалось, мы ждали у запертых ворот целую вечность. Наконец, меня попросили покинуть экипаж.
Пилар опять всполошилась. Бойкая она у меня. Порой, даже слишком… Зато честная и преданная. С малолетства со мной.
— Выйти на дорогу? У ворот? На холод? Барышня, они там с ума посходили, что ли? Предлагают вам пешком идти? По такому снегу?
Я постаралась взять себя в руки, хоть на душе было сквернее некуда.
— Если нужно выйти, Пилар, я выйду. Мне не сложно.
— Барышня!
Я лишь подтолкнула ее к дверце. Охранник подал руку, и я спустилась на дорогу, на рыхлый снег перед запертыми коваными воротами. По ту сторону решетки суетился, звеня ключами, старый краснолицый привратник в плаще на овечьем меху. Низко поклонился, увидев меня, стянул шерстяную шляпу:
— Благородная донья, мое почтение. Мое почтение. Мое почтение…
Он разогнулся, снова зазвенел ключами, но кинулся не к воротам, а к глухой калитке в высокой каменной стене. Наконец, отпер, вышел сам и снова согнулся в поклоне. Прижимал шляпу к груди:
— Прошу сюда, благородная донья. Соблаговолите. Уж, простите, ворота заклинило — никак не отпереть. За кузнецом послали еще с утра, да не явился еще, мерзавец. А вас только к вечеру ожидали. Думали, поспеем. — Он вытянул руки, приглашая: — Извольте белыми ножками, не побрезгуйте, благородная донья.
Я лишь кивнула, стараясь не думать об этой ситуации. Потом, не сейчас… Прошла в калитку. Пилар семенила рядом, неся мой дорожный несессер, куталась в накидку на заячьем меху. Аж подпрыгивала от возмущения. От нее почти искрило.
— Почему не встречают, госпожа? Какое неуважение! — Она посмотрела на длинную подъездную аллею, обсаженную соснами. Белую от снега, как чистая простыня. — Могли подать вам коляску. Или портшез. Где это видано: благородной донье своими ногами столько идти! По сугробам! Не ровен час, башмаки промочите! Заболеете!