Шрифт:
– Знаю. Что ты – лось здоровенный. Оглоблей не перешибёшь. И что я тебя обожаю.
– Вообще, я имел в виду, что и без моих слов всё отлично сложилось бы. Но твоя трактовка мне нравится больше. Пожалуйста, обожай!
Юрате укоризненно покачала головой, улыбнулась, задумалась. Наконец сказала:
– Ты знаешь что? Сперва поживи подольше. Не спеши умирать.
– Ну, вообще, я так и планировал. Если уж повезло родиться Ловцом из Лейна, глупо такое на середине бросать.
– Хорошо. А потом родись в Тёнси. По идее должно получиться. С учётом того, какие страшные тысячи их сигар ты в этой жизни скурил!
– Получится, не сомневайся. У меня в ту жизнь, можно сказать, уже лежит приглашение. Как на праздничный бал.
– Вот и отлично, – заключила Юрате. – Через пару тысячелетий я тебя там найду. И вот тогда у нас с тобой всё получится. Для таких как я ничего нет лучше, чем крутить романы с весёлыми духами, точно тебе говорю.
Самуил (Шала Хан) закрыл лицо руками и долго молчал. Думал: хорошо, что я так сильно устал. И всё ещё сонный. И до сих пор чуть-чуть дерево. А то бы сейчас, чего доброго, зарыдал. Наконец сказал:
– Умеешь ты назначать свидания.
– Умею, – согласилась Юрате. – Я ещё и в ежедневник обязательно запишу.
• Что мы знаем о деревьях?
Что они могут жить одновременно в двух (или больше, если сами так захотят) разных мирах.
Пока мы читаем (и пишем) фантастику о чудесных параллельных реальностях, их обитатели живут рядом с нами. Их на этой планете, слава богу, всё ещё больше, чем нас.
• Что мы знаем о деревьях?
Что они не просто «тоже разумны», не «почти как люди», а круче. У старых деревьев сознание более развито, чем у среднего человека. И чем у не среднего. Вообще никакого сравнения нет.
• Что мы знаем о деревьях?
Что люди обращаются с ними даже хуже, чем с собой и друг с другом (куда, казалось бы, хуже, но всегда есть куда). Каждый раз, когда человек рубит дерево, он разрушает ещё один мост между собой и чудом. Чем меньше таких мостов, тем сильнее становится ад.
Ад – это (в том числе) жизнь без возможности чуда. Угадайте, что тут у нас.
Лейн, весна второго года Этера
– Её первое слово было «прости», – сказала Сарелика Та Митори. И улыбнулась так растерянно и беспомощно, словно ей не девять с хвостиком сотен, а одиннадцать лет.
– И как, простила? – спросил Ший Корай Аранах.
– Так давным-давно. В ту же ночь, когда она у меня появилась. А как могло быть иначе? Это не та проблема, которую нам с Там Кином надо срочно решать.
– Но какую-то надо? Кофе – дело хорошее. Однако вряд ли ты только ради него меня позвала.
– Мне не нравится имя.
– Ого! У девчонки уже появилось имя?
– Не знаю. Наверное, да. Она била себя в грудь кулачком и вопила: «блясаши», «блаваши». У всех детей поначалу с произношением просто беда. Но я всё равно поняла. Девчонка считает, что её зовут Бла Саваши. И я, с одной стороны, понимаю Там Кина. Это имя – его добыча. Все забывают имена, которыми нас называют в потусторонних мирах. А Там Кин запомнил. Ему было важно. Он… она это имя из своей прошлой жизни сюда сквозь смерть принесла.
– Ну так да, – подтвердил Ший Корай Аранах. – Ещё какая добыча! Ничего себе чудеса! Лично я до сих пор ни о чём подобном не слышал. Вообще никогда.
– Вот, – кивнула Сарелика Та Митори. – С одной стороны, добыча и чудо. А с другой, мне страшно так её называть. Это имя из Шигестори. Из потусторонней реальности, где люди постоянно воюют, убивают друг друга. И самого Там Кина убили там.
– Там Кин любил Шигестори, – мягко сказал Ший Корай Аранах. – Почему – я не знаю. Не понимаю. Но любил, это факт.
– Да. Я тоже не понимаю. Он и сам, по-моему, не очень-то понимал. Вроде ужас кромешный. Волосы дыбом. Там Кин среди ночи подскакивал с криком, когда ему снилось, что он в Шигестори. А потом наяву туда возвращался. По собственной воле. Потому что сам захотел. Ему казалось несправедливым, что у людей в Шигестори настолько короткая, трудная жизнь и такие прекрасные книги, которые даже читать почти некому, там мало грамотных, детей из простых семей первым делом учат не буквы складывать, а драться, прятаться и стрелять. Тиражи – сотня-две экземпляров, книги – это предметы роскоши, ими обставляют офицерские клубы и квартиры начальства, чтобы было красиво, как на старинных картинах про мирную жизнь. Только потому и существуют издательства. И офицерам не возбраняется сочинять на досуге, хобби не хуже других. И они пишут. Как они пишут! А, ну кому я рассказываю, ты же все находки Там Кина из ТХ-04 читал.
– Ещё как читал. Всегда удивлялся, сколько в этих книгах – как бы поточней сформулировать? – потустороннего вечного света. О котором эти люди-убийцы по идее не могут знать.
– Да. Там Кин говорил то же самое. Слово в слово. Он так рассуждал: мы не можем ни изменить этот мир, ни спасти оттуда писателей, но раз мы читаем их книги, значит, они жили не зря.
– Правильно рассуждал.
– Правильно. Но не в одних книгах дело. И даже не в первую очередь в них. А в любви. Там Кина туда как магнитом тянуло. Уходил в этот ад, сияя, как на свидание. И возвращался оттуда счастливым. Без Шигестори он тосковал.