Шрифт:
Ютти никогда не помнила вчерашний день. Каждое утро она начинала с чистого листа. Это было совершенно неважно, когда их бродячий балаган переезжал с места на место, но обещало сложности, когда они вынужденно застряли в Уорле. Клом знал, что она тщательно записывает события дня, но даже записи плохо помогали на следующее утро. Он много раз наблюдал ее смятение во время переходов, и сейчас, в Уорле, просто старался не смотреть лишний раз в ее сторону. Местные уже считали танцовщицу странной, и видеть ее переживания было неприятно. Злило бессилие и слабость. За все время путешествий вместе с балаганом Ютти и мухи не обидела, никогда не отлынивала от работы и без сожаления делилась деньгами. Эта девушка явно не заслуживала ни насмешек, ни обмана, но чем дольше они оставались в Уорле, тем чаще Клом опасался и того и другого.
Она прибилась к балагану Клома четыре года назад холодным зимним вечером. После тяжелого дня, опасаясь продолжать путь из-за возможной метели, ребята из труппы разбили лагерь на окраине очередного городишки, развели костер и грелись в ожидании ужина. Ютти подошла, поздоровалась и попросила разрешения присоединиться. Выглядела неважно: ее изношенное тонкое платье порвалось в нескольких местах, летние туфли промокли, а огненная грива волос была в таком беспорядке, что Клом без усилий принял бы ее за сбежавшую из местной темницы бунтарку. Как всякие сполна вкусившие прелести лютых зим, ребята позволили ей сесть рядом.
– Мне нужна работа, – сообщила она, когда кто-то из них принес для нее старый плед и предложил ей полчашки похлебки, только бульона, без рыбы, но все же. – Мне кажется, я не могу брать ничего просто так.
Клом смерил ее взглядом: высокая, худая и легкая, вряд ли она была приспособлена к тяжелой работе. Но прогнать ее сейчас не хватало духа, она до ужаса напоминала ему погибшую много лет назад дочь. Останься его девочка жива, она была бы куда старше, но в остальном, Клом жизнь свою мог поставить, они походили друг на друга как два цветка с одной ветки.
– Что ты умеешь? – поинтересовался он и оглядел ребят, прикидывая, найдутся ли недовольные его добротой. – Кто ты и откуда?
– Я не знаю, – она неловко развела руками. – Никогда не помню вчера. Не то чтобы совсем, если я чему-то училась, то руки справляются с работой, но людей, события и имена – нет. Могу, конечно, додумать, понять, но не сразу. Сейчас сбежала от торговца. Кажется, он отнял у меня вещи и собирался воспользоваться моей беспомощностью.
Она поежилась, и Клом невольно поморщился. Представлял, как кто-то из местных пытается воспользоваться хорошенькой зеленой девчонкой.
– А ты у него ничего не украла? – поинтересовалась Нюта, давно путешествующая с балаганом певица. Пухлая, еще не растерявшая девичьей красоты брюнетка.
– Разве сейчас у меня есть хоть что-то, что стоит красть? – Ютти развела руками, и Клом заметил, что у нее на поясе нет даже сумки. Девчонка и впрямь пришла без всего: только платье и обувь.
– Укутывайся, пока не заболела, – приказал он. – И поешь. Я придумаю, как расплатишься.
– Я на любую работу готова, – Ютти накинула на плечи плед и взяла наконец чашку с похлебкой.
– Мы бродячие артисты, у нас не так много работы без навыков, а в те услуги, в которых навыки не нужны, нам особо не требуются, – съехидничала Нюта, и Клом кинул на нее укоризненный взгляд. Ясно же, что девчонке и так досталось, чего зубоскалить?
– Я вижу прошлое! И могу немного предсказывать будущее!
Сидящие у костра ребята как по команде прекратили есть и уставились на девчонку.
– Правда, не все, – продолжила она уже не так уверенно. – И нужно, чтобы человек готов был открыться.
– Так мы все умеем, – ухмыльнулся Фудри. Кудрявый крепкий блондин, в балагане он играл музыку и показывал фокусы. – Ты, например, рискуешь закончить жизнь в дешевом борделе, в драке с постоянным клиентом из-за скидки.
Девчонка пропустила его замечание мимо ушей. Приложилась к чашке и прошила мужчину внимательным взглядом.
– Я могу рассказать? – прищурилась она и снова спешно приложилась к чашке. Будто кто-то пригрозил ей, что отнимет остатки.
– Рассказывай, – Фудри нырнул ложкой в тарелку, выуживая оттуда кусок рыбы. Похоже, сейчас он казался сам себе остроумнее некуда.
– Ты бежишь от правосудия. Думаешь, что можешь убежать. Но главная твоя кара внутри. Ты видишь ее глаза, жаждешь коснуться ее губ и проклинаешь себя за каждое сказанное слово.
Фудри рассмеялся. Прищурился, протянул руку и картинно зашептал, копируя интонацию.
– И кару зовут… – замер, делая вид, что прислушивается к толпе, ожидая, когда жертва сама назовет имя.
– Листрис, – невозмутимо продолжила Ютти. – Если бы ты женился на ней и она не прыгнула с обрыва, у вас бы родился сын. Такой же кудрявый, как ты. Веселый смышленый мальчишка. Если бы ты не был жесток с ней и просто признал ребенка, ты бы подружился с ее братьями, и тебе не пришлось бы бежать из родных мест. Твой отец с радостью бы принял внука.