– Ладно, так что там с их хозяином?

– Их хозяина обманул и убил другой господин. Они стали ронинами – то есть обесчещенными другим господином. Три года они странствовали по Японии, притворяясь ворами, попрошайками и безумцами. А однажды ночью, когда представилась возможность, они объединились, вломились в замок обидчика их хозяина и убили его. Как тебе такая история?

Я промолчал.

– Но это еще не все. Ронины, все сорок семь человек, совершили сепуку. Во дворе того же замка.

– Это еще что за фигня?

– Ритуальное самоубийство. Код воина: удовольствие в бою. Но это еще не все – ты понимаешь, что должен служить чему-то выше себя, а когда это ушло, когда вера умерла, кем ты стал?

– Человеком без хозяина?

– Правильно. Ронином.

– А ронины могли наняться к новому хозяину?

– Вот уж не знаю. Наверно, да. Но они выбрали честь. Ты их понимаешь, не так ли?

Меня аж озноб пробрал.

– Почему ты думаешь, что я их понимаю?

– Так мне кажется.

– Я свободный человек, у меня нет хозяина.

– Ну что ты, милый, – она снова прильнула ко мне, – конечно-конечно, кто же может у тебя быть хозяином?

И снова, в который уже раз, невозможно было понять, насколько серьезны ее слова.

Честно говоря, я был слегка ошеломлен этой легендой, я смотрел на Альбину во все глаза, я, наверно, был ошарашен прежде всего тем, что эту историю мне рассказывает именно она – человек, без малейшего, как мне казалось, понятия о чести и совести. Да она же просто животное, мне ли не знать, она просто издевается надо мной!… Или все-таки нет? Или у меня нервы гуляют уже до такой степени, что способен увидеть что-то подозрительное в любом невинном разговоре?

– А что это за сепу…

– Сепуку. Ритуальное самоубийство. Вспарывание живота ножом.

– Харакири, что ли?

– Нет, харакири – это когда тебе после того отрубают голову, – с удовольствием уточнила Альбина. – А это – сепуку. Разные вещи.

– Понятно, – мрачно пробормотал я, не зная, что и думать. – Погоди! А откуда ты все это знаешь?! Ты что теперь, специалист не по Ближнему Востоку, а по Дальнему?

Альбина захохотала. И это было довольно неприятно, не говоря уже о том, что на нас оглянулись несколько человек. Сцена из фильма – яростная перестрелка – совершенно к этому не располагала. А я не люблю, когда на меня смотрят в общественных местах. Впрочем, тут было темно.

– Ты такой подозрительный, – ухмыльнулась Альбина, отсмеявшись в волю. – Настоящий профи. Как знать, может, за это я тебя и люблю.

– Ты не ответила на вопрос.

– Не будь кретином. Просто я уже видела этот фильм раньше. Расскажи лучше, как мой муженек ко всему этому отнесся. Он уже слетел с катушек, я надеюсь?

– Что ты имеешь в виду? Что мы с тобой ходим в кино?

– Не валяй дурака. Ты прекрасно знаешь, о чем я. Аэропорт и все такое.

– Я его с тех пор не видел, мы только по телефону общались.

– И что он говорит?

– Про то, что деньги ты у него сперла, – ни звука. Спрашивает: ищешь, мол, Альбину?

– А ты?

– А я говорю: ищу, землю носом рою, я уже у нее практически на хвосте.

– Все?

– Все.

Она скинула туфли и закинула ноги в чулках мне на колени. И хотя эта женщина едва доставала мне до плеча, я чувствовал себя словно двоечник, вырвавший страницу из классного журнала. Взгляд ее черных глаз с легким прищуром неприятно холодил внутренности. А ведь раньше такого не было. Что это – мое вдруг угасшее чувство или интуиция профессионала? Лучше, конечно, доверять последнему.

– Насколько далеко ты хочешь зайти в этой афере со своим мужем?

– Не знаю, не знаю… Может быть, еще немного дальше, ты как считаешь?

– Ты не перебарщиваешь? Ты же уже получила все, что хотела, и даже диск сохранила.

– Не злись на меня, милый. Планы же и существуют для того, чтобы их менять. Просто такая возможность – и упускать так глупо. Ну что ты дуешься? У нас ведь у каждого есть свои маленькие секреты, а то и целые скелеты в шкафу. А знаешь что! Подай на меня в суд! – Она снова засмеялась. – Отличная идея, очень практичная, тебе наверняка понравится, ты ведь у нас практичный парниша, движения лишнего не сделаешь, ведь так?

Что– то отвратительное и безжалостное мне почудилось в этих звуках. А ведь совсем недавно я так любил ее смех, мне казалось, что он звучит чистыми, серебряными колокольчиками. Поверить не могу. Но что же на этом чертовом диске? Как же мне это выяснить? Где она его держит?

– Где она?

– Куда ты так торопишься?

– Только не играй со мной. Ты должен был привезти тело в клинику. Но там говорят, что никто не приезжал. Так где она?

Я молчал. Первая заповедь профессионала: не знаешь, что говорить, – молчи.