— Да? — удивился помытый полуголый карл, щедро ужасающий окружающих слуг замка своей густой и шелковистой нательной шерстью, — А я ничего не почуял!

Я лишь грустно хрюкнул вслед этим словам.

Барон-человек и человекоподобный карл уже начали сближаться, обмениваясь первыми приветствиями, предложениями выпить и робким курлыканьем на тему будущего совместного дела, но увы, судьбе было угодно, чтобы эти зарождавшимся деловым отношениям была поставлена пауза — в ворота замка вломился юноша бледный со взором горящим, разинул пасть и принялся хаять из неё Ходриха. Надрывно.

Приперся этот индивид далеко не один, а с тремя корешами, каждый из которых выгодно отличался от своего предводителя. По сути, перед нами было четыре представителя рода «хуманус вульгарис», подвид «знатный, но бедноватый». И с возрастом я ошибся, орущему на барона индивиду было лет двадцать пять, а бледный и худой он был сам по себе, что слегка скрадывало возраст.

Слушая вопли, я постепенно прояснил для себя ситуацию, как и молчание самого Бруствуда. Смысл был следующий — орущий тип являлся сыном носатому толстячку, тем самым самодержавным бароном Бюргаузеном, которому была передана булава самодержца после того, как батя ушел в казначеи. Эдакий титул, но на двоих, ага. Смысл визгов и писков молодого мужика при молчаливой и хмурой поддержке его сопровождения, был в том, что «как батя посмел так поступить со своими собственными дочерьми ради каких-то паршивых бумажек!?!».

— Решил сорвать зло на них?! — орал он, сжимая кулаки, — За свою неосмотрительность, своё изгнание?!! Из-за каких-то бумажек, из-за ерунды!!

Ходрих слушал молча, только попеременно то бледнел, то краснел. Карл с интересом вслушивался в ор, который скорее веселил этот ходячий холм шерсти, а я, стоя, всё гадал, когда же вмешаться и одновременно с этим спорил сам с собой — догадались ли эти незваные гости о том, что стоящее возле винокурни существо… разумное? Или нет? Ну, во мне мага сложно узнать, я дома в брюках хожу, в сюртуке, в очках своих моднявых…

Разворачивающаяся у нас перед глазами семейная драма получила неожиданное развитие. Откуда-то выскочил маленький, чахленький, девочкоподобный Астольфо, трясущийся как заяц, но, тем не менее, тоже орущий. Семейное что-то, наверное. Орало же это дитя вещи довольно разумные. И о том, как сестры хотели его украсть, и о том, как они над ним издевались, и даже о том, что сам Астольфо не получил ни одного ответа на письма с жалобами, что слал старшему брату. И что до этого бы не дошло…

— Хватит! — рявкнул побагровевший Бюргаузен, — Я пришел за тобой, Астольфо! Я забираю тебя отсюда! Будешь жить в столице, а сестры пойдут в твою свиту!

— Нет! — тут же отчаянно выкрикнул парень.

— Перечишь мне? — прищурился совсем уже осмелевший барон Бюргаузен, — А если я отрекусь от тебя?! Местный титул ненаследуемый, ты тоже станешь никем!

— Ну и пусть! — не сдавался девочкоподобный, но с внушительными яйцами, пацан, — Мне все равно!

— Хватит этой чуши! — решил развить успех пришелец, зашагав вперед и… споткнувшись при звуке нового голоса.

Моего.

— Слышь, говно… — неторопливо разогнулся я во весь свой совершенно средний рост, — Ты кто такой?

— Что?! — опешил молодой мужик, тараща на меня глаза, — А ты…

— Нет, ты, — перебил я его, — Ты — кто такой? Вот барон Бруствуд. Человек, дослужившийся до королевского казначея. Передавший сыну собственное баронство. Ставший, за две недели, личным поставщиком графа Караминского. Ведущий, прямо сейчас, торговые переговоры с представителем клана Соурбруд. Друг волшебника. И когда этот достойный человек, сюзерен всех окрестных земель и людей, занят делом, к нему врывается какая-то непристойно визжащая невоспитанная свинья, заявляющая свои права на его сына. И я, волшебник Джо, интересуюсь у этой свиньи — чего она в жизни добилась, чтобы иметь право так себя вести? Кто ты такой? Что у тебя есть, кроме того, что тебе, свинье, пожаловал отец?

Говорил я это всё, неторопливо двигаясь как к сделавшему несколько шагов назад барону, так и к его вытаращившим зенки дружкам. Делал я это с совершенно недвусмысленным видом, очевидным для окружающих.

— Джо! — Ходрих Бруствуд наконец-то подал голос, — Не надо применять магию к моему сыну и его друзьям!

— И не собирался, — качнул я головой, закатывая рукава, — Вовсе не магия им сейчас набьет морды, а затем погонит пинками, как скот, назад в башню, чтобы они спрятались в болоте, из которого выползли. Совсем не магия. Но им она покажется волшебством.

В принципе, я соврал, но лишь на чуть-чуть. Нет ничего трудного в том, чтобы раздать по мордасам четырем телкам, которые о мордобое не знают совершенно ничего, а кинжалы даже не догадались достать из ножен. А вот гнать четверых придурков пинками километр с лишним? Я бы не смог. Но это пинками. Вожжи справились замечательно. Весь секрет ведь в чем? Исхлестать ползающих в грязи паразитов так, чтобы те от боли даже не помышляли о сопротивлении, пока будут бежать назад под азартное мычание провожающего нас Кума. Ну и под хохот карла тоже.