Прентис расплылся в широкой, довольной улыбке.

— Теперь вы удовлетворены? — спросил он у Кларка.

— Нет, не удовлетворен. По-моему, мы имеем право кое-что услышать уже сейчас. Кроме того, я вовсе не хочу, чтобы создалось впечатление, будто я не считаю возможным доверять кому-либо из членов нашей комиссии секретную информацию.

— Да и я этого не хочу! — запротестовал Скотт. — Откровенно говоря, это очень сложный вопрос, и я согласен, что комиссия имеет право получить полный и подробный доклад. Но сегодня мы просто не подготовлены.

Прентис постучал своим председательским молотком.

— Могу лично заверить уважаемого сенатора, — он подчеркнул слово «уважаемого», — что наши средства связи находятся в безопасности. Ну а теперь, если сенатор не вынудит нас поставить вопрос на голосование, мы продолжим наше заседание. Коль скоро вопросов к генералу Скотту больше нет, заслушаем адмирала Палмера.

Прентис взглянул на других сенаторов, но все промолчали, и он опять постучал молотком.

— Возражений нет. Слово имеет адмирал Палмер.

Доклад адмирала занял полчаса. Когда был объявлен перерыв, Кларк заглянул ненадолго в свой кабинет, а затем вышел на улицу, собираясь где-нибудь перекусить. Над городом низко висели тяжелые тучи. Серая пелена дождя почти скрывала очертания купола Капитолия, хотя до него было рукой подать.

У тротуара стоял лимузин Скотта с четырьмя генеральскими звездами на планке, прикрепленной к бамперу. Скотт придерживал открытую дверцу машины, и Кларк увидел позади него массивную фигуру Прентиса. Они уселись на задние места, и автомобиль помчался по мокрому асфальту.

Как только лимузин Скотта скрылся из виду, вслед за ним скользнул серенький «седан», стоявший поодаль. Когда машина поравнялась с Кларком, он сразу узнал водителя — сенатор видел его сотни раз. Это был Арт Корвин.

«Значит, ты всех нас уже заставил работать, Джорди, — подумал Кларк. — Давно пора, мой мальчик янки. Нам многое предстоит узнать, а времени-то, возможно, в обрез… Боже, как хочется выпить!»

Кларк в нерешительности постоял на тротуаре и уже хотел было вернуться в свой кабинет, но потом решительно сунул руки в карманы плаща и, сойдя с тротуара, направился в облюбованный ранее ресторан. Заведение находилось всего на расстоянии квартала, готовили в нем хорошо, и принадлежало оно методистской церкви.

Минут за двадцать до совещания, когда президент Лимен находился в кабинете, Эстер Таунсенд принесла ему большой серый конверт.

— Хоть вы и не просили, губернатор, — заметила она, — однако Арт Корвин считает, что перед заседанием это может вам понадобиться. Не спрашивайте меня, как ему удалось это раздобыть.

Лимен разрезал конверт и достал тонкую папку в твердой обложке; сбоку был наклеен ярлык с надписью чернилами: «Кейси, Мартин Джером». Это было личное дело полковника Кейси; Лимен внезапно подумал, что хоть он и верховный главнокомандующий всех вооруженных сил, однако до сих пор не видел ни одного офицерского личного дела. Президент перелистал страницы, внимательно прочитал биографию, ознакомился с аттестациями, результатами медицинских осмотров и благодарностями. «Хороший офицер, — подумал он, — и храбрый человек». Несколько бумаг в конце дела привлекли его внимание, и он тщательно прочитал их.

Потом Лимен поднялся на третий этаж, пересек холл и по небольшой лестнице поднялся в солярий. Кристофер Тодд уже пришел и теперь сидел в одном из массивных кожаных кресел. Джордан Лимен не часто бывал в этом помещении, но оно нравилось ему. Пристройку сделали по указанию Гарри Трумэна во время капитального ремонта Белого дома в 1951 году. Помещение с низким потолком, все из зеркального стекла и стали, с пластмассовым паркетом, отличалось отсутствием всякой отделки и совершенно не походило на все другие комнаты президентского особняка. Эйзенхауэр использовал его для игры в бридж. Кеннеди убрали отсюда плетеную мебель, сделали нечто вроде алькова с двумя низкими умывальниками и устроили детскую для Каролины и Джона-младшего. Фрейзиеры использовали помещение в качестве детской для своих внуков, а Дорис Лимен превратила комнату в укромный уголок для своего супруга. Лимен оставил здесь только одно напоминание о том времени, когда тут играла Каролина: синюю пластмассовую утку, лукаво присевшую, на подоконнике.

С утра на улице шумел настоящий ливень, днем он перешел в моросящий дождь, а теперь все покрылось густым туманом, оседавшим капельками влаги на стеклах пятистворчатого окна; это делало комнату похожей на мостик корабля в туманном море.

— В такой день, как сегодня, никак не скажешь, что это самый жизнерадостный уголок во всем доме, — проворчал Тодд. — Такое чувство, как будто собрался крейсировать в Саунде во время сплошного тумана.

— Понимаю, — ответил Лимен, — но здесь нет телефона и только одна дверь. Возможно, не очень-то безопасное место для дел вроде наших, но тут я чувствую себя спокойнее.

Тодд показал на маленький бар в алькове. Там в готовности стояло бутылок шесть и ведерко со льдом.

— Вы не находите предосудительным соблазнять сенатора Кларка? — поинтересовался он.

— Послушайте, Крис, я знаю, что после смерти Марты в течение последних нескольких лет Рей частенько прикладывается к бутылке. Но в критические моменты он не только надежнее, но и сообразительнее многих из нас. Я убедился в этом в Корее.

— Да, но после Кореи он потерял жену, — возразил Тодд. — Этот бар, по-моему, самый настоящий соблазн.