Славя ничего не ответила, лишь вздохнула, а затем взяла со стола журнал мод и начала листать.

– Ну? Чего молчишь? – нетерпеливо спросил я.

– Я уже говорила: дело твоё.

– Да, только вот ты забыла мне сообщить, кто тебе про эту шапку рассказал! Если это был я из другого цикла…

– Не ты! – Славя бросила журнал на пол и грозно посмотрела на меня. – Доволен?

Да, наверное, я был доволен. Неизвестный соперник, существовавший, как оказалось, только в моей голове, вмиг перестал стоять у меня на пути.

– Ну, поехали! – Я рывком натянул шапку на голову.

– Ты бы хоть присел для начала. – Слова Слави доносились до меня словно из соседней комнаты, медпункт поплыл перед глазами, а пол почему-то начал приближаться.

Мне снился кошмар, однако, проснувшись, я не смог вспомнить, про что он был. Осталось только удушающее чувство тревоги. На востоке занимался рассвет, я встал с лавочки и поёжился: ночь была довольно прохладной. Хотелось пить и есть, но больше всего хотелось отомстить тем, из-за кого я вообще попал в этот чёртов лагерь! Да и что за слово такое – «лагерь»?! Лагерями назывались и концлагеря! Кому в голову пришло место детского летнего отдыха называть так же, как и самое ужасное изобретение в истории человечества?! Если, конечно, «Совёнок» действительно рукотворный…

Я сходил в туалет, попил из умывальника холодной воды и отправился в столовую. Связка ключей, которую мне вчера дала Славя, так и лежала в кармане. В холодильнике нашёлся батон докторской колбасы, а в шкафу – буханка чёрного хлеба. Помнится, неделю назад мне вожатая давала бутерброды именно с колбасой. Тогда они показались мне вполне съедобными, но сейчас «Докторская» на вкус почему-то напоминала желированную бумагу.

Позавтракав, я вышел из столовой, оставив двери нараспашку, и остановился на крыльце. И что делать дальше? Ждать, пока мой двойник или та странная девочка из бомбоубежища закинут меня в очередной безумный цикл? Или просто из раза в раз повторять один и тот же сценарий? Мне вдруг стало страшно. Настолько страшно, что весь мир сузился до дорожки, которая ведёт на площадь. Я не видел ничего вокруг, перестал слышать звуки, мной завладел всепоглощающий страх. Однако опасность, казалось, исходит не снаружи, а изнутри – из глубин моего сознания. Она плотно обволакивала всё моё естество, душила и сковывала. Мне хотелось бежать, спасать свою жизнь, выпрыгнуть из своего физического тела и, обратившись бесплотным духом, улететь из этого мира. Да и тело как будто стало чужим – я чувствовал себя пленником, заточённым в мешке из мяса и костей.

В голове вдруг что-то стрельнуло, меня повело в сторону, и мне пришлось схватиться за перила, чтобы не упасть. Сердце бешено стучало, словно норовя выпрыгнуть из груди. Мне не хватало воздуха, но я не задыхался – было ощущение, что лёгкие просто перестали перерабатывать кислород. Потом появилась как будто бы дрожь. Я посмотрел на свои ладони, однако они не тряслись, но всё моё тело трепетало изнутри, как будто некая субстанция стремится вырваться из него наружу. Я сделал глубокий вдох и тут же почувствовал, как что-то в груди словно бы провалилось в желудок. Сердечный приступ? Я схожу с ума? Скорую здесь не вызовешь! Но я не могу, мне плохо! Спасите меня, кто-нибудь!

Я бросился к медпункту. Удивительно, но бежать оказалось проще, чем стоять на месте, хоть координация и подводила меня то и дело: я спотыкался и двигался зигзагами, как пьяный. Открыть дверь оказалось непросто: ключ предательски не хотел попадать в замочную скважину, я несколько раз уронил связку. Наконец мне удалось справиться с дверью, и я ввалился внутрь, запнулся о порожек и повалился на пол.

Валокордин? Корвалол? Разжевать две таблетки аспирина? Что может найтись в советской аптечке от сердечного приступа? Я рылся в стеклянном шкафчике и в ящичках стола, выкидывая оттуда бесполезные упаковки с лекарствами. Наконец мне в руки попался какой-то пузырёк без этикетки. Я быстро открутил крышку и понюхал: спирт и тот незабываемый «бабушкин» запах, который часто ощущается ещё на лестничной клетке, когда ты даже ещё не зашёл в квартиру. Видимо, какое-то успокоительное. Я прикинул, что выбора у меня всё равно не много: или двинуть кони прямо здесь и сейчас, или рискнуть. Ведь если ничего не предпринять, то я точно умру!

Я сделал большой глоток, запил стаканом воды, стоящим на столе, и лёг на кушетку.

– С утра принял, весь день свободен, да… пионер?

Из глубин сознания начал доноситься голос. Слова сливались друг с другом. Казалось, что я нахожусь под водой, а кто-то кричит мне с поверхности. Я открыл глаза и тут же почувствовал, что они опухли и заплыли слизью. Надо мной нависла Виола.

– Опасно самостоятельно пить всё, что горит. Мог бы меня попросить – я бы тебе пива дала. – Она ехидно ухмылялась.

Воспоминания пришли не сразу, а ощущал я себя пришибленным и до крайности уставшим. Сердечный приступ?

– Мне кажется, у меня что-то с сердцем, – с трудом промычал я.

– Ну давай раздевайся, послушаем тебя. – Она сняла с шеи стетоскоп.

Медсестре процесс явно нравился и занял куда больше времени, чем обычно. Она послушала моё сердце, измерила пульс и давление, а затем сказала, улыбнувшись:

– Всё с тобой в порядке… пионер. Небось просто испугался.

– Испугался? Чего? Да и как от испуга может быть… такое?!

Чувствовал я себя уже более-менее нормально, а воспоминания о приступе казались далёкими, словно он произошёл не только что, а давным-давно.

– Страх – сильная эмоция, – неожиданно серьёзно сказала Виола. – Попробуй вспомнить: может быть, ты недавно испытывал сильные переживания?

Сильные переживания? Ну да, всё моё пребывание в этом лагере – одно сильное переживание! Особенно в последнее время.

– А могла это быть паническая атака? – вдруг пришло мне в голову.