Я был почти готов. Я сделал ещё один глоток кофе. Мои руки дрожали.

— Главной проблемой были временные рамки, — сказал Леонард. — Мы разговариваем короткими фразами. Их разговоры тянутся на протяжении веков словно длинные, нескончаемые нити. Они не заинтересованы в общении лицом к лицу. Им интереснее общаться друг с другом и своими потомками. Готов?

Последнее относилось ко мне. Я кивнул.

Леонард спустился ко мне по лестнице на уровень бассейна. Бет и Даг последовали за ним. Прибой снаружи ревел, словно огромное сердце.

— Но, мне кажется, будто ты сказал, что они не хотят с нами разговаривать, — возразил Даг.

— О, как оказалось, они хотят, — сказал Леонард. — Они были очень рады получить от нас весточку. Видишь ли, они знают, кто мы такие.

— Они помнят, — сказала Бет.

— У них есть сообщение для нас, — сказал Леонард.

— Им потребовался тридцать один месяц, чтобы сказать это, — сказала Бет. — Это была работа тысяч индивидуумов.

— Так давайте же начнём! — воскликнул Даг. Мы все рассмеялись над его нетерпением, таким типично человеческим.

— Первым Док, — сказал Леонард. — Синтезатор работает только под водой. — Он повёл меня в конец бассейна, где несколько дельфинов, величественных и жемчужно-серых, ждали, словно посетители в приёмной посольства.

Я соскользнул в воду. Было холодно, но было приятно. Дельфины ткнулись в меня носом, а затем нырнули. Мне захотелось нырнуть вместе с ними, но у меня был только гидрокостюм и никакого дыхательного снаряжения.

— Готов? — спросил Леонард.

Я кивнул.

— Опусти голову и слушай.

Я погрузился. Глубокий, медленный голос эхом отозвался в моих костях, словно голос, из давнего сна: «Возвращайтесь домой. Всё прощено».

Как гораздо позже, содрогнувшись, понял Мистер Фокс, он, возможно, был первым, заметившим это явление, ощутив себя подобно человеку, подавшим незнакомцу чашку воды, а спустя несколько часов или даже лет обнаружившим, что тем незнакомцем был Наполеон. Возможно. По крайней мере, больше никто в Брайтоне, казалось, в тот день не смотрел на море. Он прогуливался по Променаду, думая о Лиззи Юстас и её бриллиантах — люди в романах вообще становились для него всё более реальными по мере того, как люди в повседневном (или «настоящем») мире становились всё более отдалёнными — когда он заметил, что волны кажутся курьёзными.

— Смотри, — сказал он Энтони, бывшему неподалёку, и сопровождавшему его повсюду, их привычный мир ограничивался Променадом на юге, домом миссис Олденшилд на востоке, крикетным полем на севере и «Свиньёй и чертополохом», где мистер Фокс содержал комнату — или, точнее, комната содержала его, с 1956 года — на западе.

— Гав? — тявкнул Энтони, казалось слегка насмешливо.

— Волны, — пояснил мистер Фокс. — Они кажутся… ну, странными, не так ли? Они не слишком близки друг к другу?

— Гав.

— Ну, может быть, и нет. Может быть, просто разыгралось моё воображение.

Дело в том, что мистеру Фоксу волны всегда казались странными. Странными, утомляющими и зловещими. Ему нравился Променад, но он никогда не ходил по пляжу как таковому, не только потому, что ему не нравился зыбкий песок, но и из-за волн с их непрерывным движением взад-вперёд. Он не понимал, почему море волнуется именно так. Реки не поднимали столько шума, и они действительно текли в каком-то направлении. Движение волн, казалось, наводило на мысль о том, что прямо за горизонтом что-то происходит. Именно такое мистер Фокс всегда подозревал в глубине души; именно поэтому он никогда не навещал свою сестру в Америке.

— Возможно, волны всегда такие курьёзные, а я просто никогда этого не замечал, — сказал мистер Фокс. Если, в самом деле, «курьёзный» — подходящее слово для обозначения чего-то настолько странного.

Во всяком случае, была почти половина пятого. Мистер Фокс отправился к миссис Олденшилд и, поставив перед собой чайник чая и тарелку с песочным печеньем, прочитал свою ежедневную порцию Троллопа [20] — он давно решил прочитать все сорок семь романов в том порядке и примерно в том темпе, в котором они были написаны — потом заснул на двадцать минут. Когда он проснулся (и никто, кроме него, не знал, что он спит) и закрыл книгу, миссис Олденшилд убрала её для него на верхнюю полку, где хранилось полное собрание в сафьяновом переплёте. Затем мистер Фокс отправился на крикетную площадку, чтобы Энтони мог побегать с мальчиками и их воздушными змеями, пока в «Свинье и чертополохе» не настало время ужина. Виски в девять с Харрисоном завершили то, что в то время казалось обычным днём.

На следующий день всё началось всерьёз.

Мистер Фокс проснулся от шума уличного движения, шагов и неразборчивых криков. За завтраком, как обычно, не было никого, кроме него и Энтони (и, конечно, Финна, которая готовила еду); но снаружи он обнаружил, что улицы удивительно оживлены для этого времени года. Направляясь в центр города, он видел всё больше и больше людей, пока не погрузился в настоящее море людей. Люди всех мастей, даже пакистанцы и иностранцы, обычно не слишком заметные в Брайтоне в межсезонье.