— Хорошо, — прихожу в себя. — Куда лучше идти?

Девушка провожает меня вплоть до экипажа. Никто из нас не торопится открыть дверь.

— Удачного тебе обучения. Будешь рядом — заходи, всегда тебе рада, — напоминает Ариша. — Как долетишь, не забудь написать. И спасибо ещё раз. Серьёзно, — говорит девушка. — Если бы не ты, кто знает, как могло повернуться.

— Главное, что обошлось, — отвечаю ей и чувствую, как медсестра не хочет прощаться.

Смущаюсь, но продолжаю смотреть в глаза Ариадне. Девушка снова целует меня в щёку и уходит обратно в больницу. В отражении отполированной дверцы экипажа ловлю её взгляд. Забавно. Ариша не забывает посмотреть, смотрю ли я ей вслед, а я смотрю. Здесь есть на что. Усмехаюсь своим же мыслям.

— Здравствуйте, — обращаюсь к извозчику, открывая дверь. — До города довезёте?

— Почему не пускаете? — удивляется Кольцов, стоя у ворот госпиталя.

— А по какой вы надобности? — спрашивает охранник на КПП.

— У меня здесь свидетель лежит, — сквозь зубы цедит следак.

— Да? И какой же? — спрашивает охранник, не скрывая ухмылки.

— Послушайте, мы же с вами вчера разговаривали, — следак всматривается в глаза молодого парня через толстое стекло.

— Вчера это было вчера, а сегодня у нас — сегодня, — парень пожимает плечами и перебирает на столе стопку бумаг. — Итак, напомните, по какой надобности вы пытаетесь попасть на территорию военного госпиталя?

— Хорошо. Официально хочешь, значит? — не сдается следак. — Будет тебе официально. Я, Козьма Ефремович Кольцов, следую на территорию военного госпиталя, чтобы провести доследственные действия с единственным свидетелем.

— Так мы вам ничем помочь не можем, Козьма Ефремович, — разводит руками парень за плотным бронированным стеклом.

— В смысле не можем? — удивляется следователь. — У меня есть предписания, вот бумаги.

Мужик машет в воздухе стопкой плотно сшитых листов. Его глаза наливаются кровью, но ни один мускул на лице мужика не выдает его истинного состояния.

— Да, бумаги у вас есть, и они даже в полном порядке, и предписания у вас замечательные, — играючи перечисляет охранник. — Всем бы такие предписания иметь, когда они приходят к нам в госпиталь! Лучше вашего предписания я никакого не видел! Но вот какое дело, Козьма Ефремович. Свидетеля вашего у нас в госпитале нет.

— Как это нет? — опешивший следователь смотрит то на стекло, то на трубку переговорника.

— Вот так — конкретно этого нет, — поясняет парнишка. — Можем любого другого выдать, только вам придется бумаги переоформить.

— Я же сказал, что мне нужен этот! — тяжело дышит Кольцов. — Он единственный выживший. Мне вчера сказали, что его выписывают в обед.

— Видимо, целитель принял другое решение. Я ничего про это не знаю. Я просто охраняю территорию, — пожимает плечами парень и растекается в улыбке.

Ему будто вся ситуация доставляет огромное удовольствие, Кольцова это еще больше выводит из себя.

— Так, а с этого момента подробнее, — следак берет себя в руки и ничем не выдает своё расстройство.

— Не, я не могу подробнее. Я охрана, откуда мне знать, как это делать? — открыто забавляется парника. — Видимо, приняли какое-то другое решение. Мне оно неизвестно. Но сейчас на территории госпиталя пациента по имени Ларион Орлов нет. Соответственно, доступ мы вам предоставить не можем. Всего доброго, — улыбается парень, и его бронированное стекло тут же мутнеет и становится полностью чёрным.

Следователь стоит пару секунд на месте, потом хмыкает:

— Ах ты, поганец, — разворачивается и уходит.

Откидываюсь на сиденье экипажа, прикрыв глаза. Ловлю себя на мысли, что впервые за последние полтора дня у меня есть время подумать. И только сейчас, когда делаю шаг в новый для себя мир, всё-таки осознаю шанс на новую жизнь. При этом особых переживаний у меня нет, потому что жизнь Ларика теперь моя, и жизнь Лехи Ларионова тоже моя. Для меня вообще нет никакой разницы между одним и другим. Есть только я. Просто теперь у меня чуть больше опыта.

Пришла мысль, я её обдумал, принял и больше к этому вопросу возвращаться не собираюсь. Тем более что результат меня устраивает. Я — Ларион, и никакой двойственности для меня в этом нет. Выдыхаю. Открываю глаза.

— Что у вас в городе есть посмотреть? — с интересом спрашиваю водителя.

Тот оборачивается — кажется, решил, что я заснул.

— Да, у нас много чего есть, — с ноткой гордости заявляет водила. — Набережная, вон, интересная. Дворец Счастья ничего так, но тебя туда пока не пустят ещё год как минимум. В следующем году приходи.