Шрифт:
— Что там? — буркнул я.
— Письмо, касательно одной из новоявленных магесс, — сказала Летерия. На лице читалось плохо скрытое беспокойство.
Я сразу посмурнел, предчувствуя недоброе, а Летерия поспешила объяснить:
— Впервые получаем подобное. Пишет опекун, появление метки стало для семьи настоящей трагедией.
— А нам-то какое дело? — Слово «опекун» мне ой как не понравилось. Да и «новоявленных магесс» у нас не так много. Дайте-ка угадаю, о ком пойдёт речь!
Короткий взгляд на конверт, и предчувствие подтвердилось. Местом отправления значился «Истем».
Посмурнев ещё больше, я развернул лист и начал читать.
Проситель и впрямь называл себя опекуном, а история, которую он изливал, была способна тронуть даже самое чёрствое сердце. Мол, произошла ужасная ошибка. Много лет назад дальняя родственница просителя погибла при страшных обстоятельствах, и лишь недавно стало известно о том, что у молодой женщины была внебрачная дочь.
Погибшая была очень дорога просителю, они вместе росли, и ещё детьми поклялись всегда заботиться друг о друге. Но смерть разлучила их, мужчина был убит горем многие годы, корил себя за то, что не уберёг…
И вот в окружающем его мраке, забрезжил свет. О девочке, которая чудом выжила в той трагедии, он узнал случайно. Принял эту новость не сразу, а когда понял, воспылал горячим желанием отыскать бедняжку и подарить ей лучшую жизнь.
Поиски длились недолго — в ход пошли личные связи, были наняты лучшие сыщики. Эти сыщики и выяснили невероятную подробность. Оказалось, что всё это время малышка находилась рядом, проситель даже не догадывался, что одна из воспитанниц монастырской школы в подконтрольной ему части Истема — дочь родственницы, о которой он так скорбит.
Узнав, что девочка воспитывалась в приюте, тот впал в самую чёрную меланхолию — ведь что такое приют? Это голод, холод и лишения. Всё то, чего малышка могла избежать.
Проситель уже приказал готовить для неё лучшую комнату в своём замке, предупредил портниху и нанял педагогов, чтобы помочь девочке превратиться из серой гусыни в настоящего лебедя.
И тут новое событие — у будущей подопечной проявился магический дар.
Появление огненной метки стало для опекуна и радостью и печалью. Радостью потому что магия — это сила, а печалью… Магия отнимала у него ту, кого он только что обрёл. Да и сама «малышка» скорбела, ведь ей так хотелось оказаться под крылом старого друга матери. Хотя желание было «неявным».
«Я не успел объяснить ей всё! — писал проситель. — Я просто не успел…»
Дальше шли слова о душевных муках и непреодолимой боли. О том, что магия в семье погибшей никогда не пробуждалась, а значит нет причин полагать, будто девочка сможет развить свой дар.
«Печально сознавать, но совершенно очевидно, что в скором времени она угаснет, — писал проситель. — И я прошу, умоляю Вас, лорд Алентор… Я знаю, обычно вы оставляете угасших при себе, ради неких нужд, но на коленях молю вернуть мне Еву…»
Мольбы занимали ещё полстраницы, и состояли из таких оборотов, что я сам едва не поверил в искренность этих слов. Не удивительно, что клерки и Летерия отреагировали — мы не звери, и сострадание нам не чуждо. Вот только…
— Она не угаснет, — сказал я, переводя заледеневший взгляд с письма на помощницу.
Та вздрогнула и приоткрыла рот, словно не в силах озвучить свои вопросы.
— Она не угаснет, а этот человек, — я тряхнул бумагой, — претендует на очень тесный разговор со мной. Мне известно это имя, и то, что я слышал, мне очень не понравилось.
Летерия наконец взяла себя в руки и посмотрела с сомнением.
— Хотите сказать он лжёт? Но кто осмелится лгать самому Лорду?
— Тот, кто уверен, что Лорду нет никакого дела до простых монашек.
Пауза, и помощница сообщила:
— Кроме письма он прислал очень щедрые дары, ваша милость.
— Засуньте эти дары ему… Впрочем, нет.
Я замер, нахмурился и велел:
— Продайте всё, а деньги передайте мне.
— Вам? — искренне удивилась Летерия.
Она впервые получала подобный приказ. Зачем Лорду деньги, если он распоряжается всей казной? Для меня богатые дары какого-то наместника — это так, семечек купить у торгующей под окнами своего дома бабки.
— Да, лорд Алентор, — запоздало исправилась Летерия. — Как скажете.
Я же смял письмо и отбросил на стол.
А покидая кабинет велел:
— Письмо не выкидывать. Пусть лежит.
— Да, ваша милость, — донёсся вслед напряжённый голос помощницы. Отличной, между прочим, магессы.
Но неважно. Всё неважно. Я направлялся на встречу с Камелиусом и Сильвусом. Немного развеяться, поиграть в карты и поговорить о своём.
Едва совершив переход и очутившись в просторной гостиной, поймал весёлый взгляд Камелиуса: