Я кивнул — бабуля похожа, действительно знала, о чем говорила.

— Так вот, ребенок, который рождается при такой ситуации уже не может использовать синергию, так как это делают обычные аристо, и направлять ее на кучу разных фокусов, но в мире есть не мало людей, которым это и не нужно — например индейцы в той же Северной Америке — им не нужно духовное оружие, для того чтобы призвать из ниоткуда зверей, или самим превратиться в зверей.

Да, действительно Такамсех умел такое еще и меня научил.

— Но синергию такие люди могут чувствовать очень хорошо, и с помощью нее могут просто влиять на то, что происходит.

— Благодарю вас, но я уже знаю об этом.

Старушка внимательно посмотрела на меня и только кивнула.

— Вижу, действительно умеешь и силен. Почему? Потому, что силы потерял и пришлось так пользоваться? Или ещё почему? А много ли уже успел сам понять, а сынок? Например, то, что становишься сильнее после каждого удачно наложенного проклятия, понял? Вижу, вижу, что не раскусил еще всего, дай-ка еще посмотрю, на тебя — понять нужно, что ты уже умеешь, а что нет, и будем с тобой про дело говорить.

Талер рядом со мной заскрипел зубами. Вполне его понимаю — его дочь сейчас лежит в коме, а эта бабка точит лясы непонятно для чего — то ли для дела, то ли просто набивает себе цену.

Старуха еще пару минут, правила меня взглядом, а потом просто сказала:

— Вижу, вполне сможешь. вот держи книжку.

Я взял протянутую книгу.

— А сразу так нельзя было?

Эдуард Брюсов нахмурился и отложил телефон. После чего отвлекся на то, чтобы потискать пару девиц легкого поведения, которые последние несколько лет сами липли к нему в клубах.

Только что звонил сначала его отец, а потом младший брат — брат просил помощи, а отец разобраться с тем безобразием, что произошло — ночью кто-то проник на склад автомобилей, снял со всех двигателей, украл кассу и черную бухгалтерию, после чего также проник на производство парфюма, обнес кассу и черную бухгалтерию, прихватив при этом компрометирующие документы.

— Без проблем, пап, если это вернулся этот самый Фалькон, то я разделаюсь с ним, — пообещал отцу Эдуард.

Одна из девиц уселась к нему на колени, и начала расстегивать ширинку. Брюсов чуть сдвинул ее и шлепнул по заднице.

— Принеси мне выпить, крошка.

Дождавшись пока, девица отойдет, он снова взял телефон и набрал номер. Пора было решать проблемы.

— Алло, Талер, ты слышишь меня?

— Привет, Эдик, — ответил незнакомый голос. — Приготовься написать завещание и надеть памперсы, потому что скоро я приду за тобой и за всей твоей семейкой.

— Кто это?

— Ян Фалькон.

Я сидел аккуратно, читая книжечку. Книжка оказалась непростая, а вроде тех, которые мне подгоняли Жнецы из отдела Счетоводов — вроде написано все просто, да не каждый прочитать сможет.

При этом Евина бабушка пыталась понять, умею ли я пользоваться взглядом Жнеца и вообще будет ли понятно для меня это писанина?

Книга оказалась действительно очень полезной, и многое упрощала. Было очень интересно увидеть, совершенно другие подходы, о которых я бы, пожалуй, сам не догадался.

Внезапно у меня зазвонил телефон. Тот самый, который. Одолжил мне Талер.

— Слушаю.

— вот ты и доигрался Фалькон, — раздался в трубке знакомый голос Эдуарда Брюсова. — Я засек, откуда исходит сигнал. Скоро за тобой придут, и ты будешь умолять меня о пощаде.

Трубка отключилась и неприятно загудела.

Я поднял голову — на меня смотрели Талер, Вероника, Ева, и её бабушка.

— Что будешь делать, Ян?

— Как что? Испытаю полученные знания на практике.

Вениамин Сергеевич продвигался к цели оцепляя вместе со своими бойцами здание, и его снова посетило нехорошее предчувствие — сначала босс даёт задание ночью, потом на них набрасывается толпа голых женщин, а одежда самым непонятным способом исчезает, потом их укладывают лицом в пол, и надевают наручники, а потом несколько часов мурыжат следствием и допросом, и отпускают только под утро, под огромный залог от босса, но и на этом неприятности не заканчиваются — босс орёт, психует, и затем снова отправляет на задание. И сейчас Вениамин Сергеевич буквально одним местом чувствовал, что ничего хорошего не произойдёт.