Шрифт:
Тот бросил сердитый взгляд на меня. Жак ревновал брата ко мне со страшной силой, постоянно крутился рядом с нами и надоедал вопросами и болтовнёй.
— А, вы про течку, — неприятно рассмеялся Щегол, подтянул штаны и, наклонив голову набок, в упор уставился на меня насмешливо-злым взглядом, кольцо каштановых волос упало на узкие глаза. — Как у сук…
— Ещё слово, и я тебе врежу, — предупредил старший брат, сдвинув брови.
Тёмно-медные, как канделябры в старом храме. Как же мне хотелось коснуться их дуг пальцем! Жак выпятил нижнюю губу, захлопал глазами цвета гнилых яблок и невинно заныл:
— А чё я сказал-то? Она сама…
— Щегол! А ну брысь! А то дрын возьму.
И, дождавшись, когда младший уберётся, обернулся ко мне.
— Зачем, Кэт? За кого?
Я пожала плечами, фыркнула:
— За сына мельника. А что? У него уже усы растут. Он высокий, красивый. И богатый. А ещё он меня любит. И папенька велит.
И друг испугался! Схватил меня за руку:
— Не иди за него, Кэт! Вальжан — скволыга тот ещё… И дядька его от эля помер. А ещё он младших обижает. На прошлый Божий день у Эллен леденец отобрал.
— Она вредная. Я бы тоже у неё отобрала.
— Кэт… Она маленькая. Ему и до пояса не достаёт.
Мне стало досадно. Причём тут Эллен? Вечно он всех вокруг жалеет. Всех, но не меня! Я отвернулась, сломала прут ивы и хлестнула молодую траву.
— Он мне зеркало купит, — буркнула, обдирая листья с ветки. — Если любит, значит, купит. Если купит, то выйду за него.
— Кэт, я тебе друг, ты же знаешь. Послушай…
Друг. Что-то злое и рыдательное стукнуло в грудь Ещё не хватает разреветься прямо здесь! Захотелось подхватить юбки и убежать, куда глаза глядят. Или ударить. Вот, ударить лучше. Коленкой в пах.
— Ты мне не друг. Ты дурак. Деревенский дурачок-пастушок.
Он дёрнулся. То ли от моих слов, то ли от брошенного взгляда сверху-вниз (я была его на полголовы выше).
— Кэт…
Мне стало приятно от той боли, которая зазвучала в моём имени. Гордо вскинув голову, я стряхнула травинки с верхней юбки, отвернулась и зашагала в деревню. Через двенадцать шагов обернулась и через плечо посмотрела в его опрокинутое лицо. Выразительно вздёрнула бровь:
— Я выйду замуж за того, кто купит мне зеркало. Или ни за кого.
И пусть отец хоть до смерти забьёт! Хоть изломает о мою спину всю окрестную иву. Умру, но слово сдержу. Я шла и шла прочь от отары, пиная нежную траву. Глотала злые слёзы, не вытирая их. Всё равно заметить некому.
Наш заливной луг на самой излучине Луары ещё месяц назад был затоплен водой. Ветер шелестел в ивах, весеннее солнце пекло, неугомонные птицы голосили. Колокол покосившейся церквушки пробил два часа, и я перекрестилась.
— Прости меня, мой Иисус, — прошептала боязливо, — я согрешила. Но я поставлю тебе свечку. Честно. И деве Катарине — тоже.
Надо бы и Деве Марии, но её я боялась: деревянные глаза Пречистой всегда смотрели так праведно-сурово, что эту статую я предпочитала обходить стороной. Да и Иисус — мужчина, а мужчина всегда охотнее простит женщину, чем другая женщина. Ой, я, кажется, снова согрешила! Я зажмурилась и поднесла пальцы ко лбу…
— Принцесса, подъём!
Мои веки дрогнули и распахнулись. Светлое пятно лица надо мной. Тёмные глаза. Я заморгала. Это был сон? Удивительно-реалистичный.
— Ну же, красавица. Давай руку.
— Кто вы? — прошептала я, зябко передёрнув плечами, приподнялась, облокотилась о постель.
Высокие готические своды. Косые разноцветные лучи на каменном полу. Кованная кровать с нежно-зелёным балдахином. И мужчина. Волосы светлые, как лён, на затылке топорщатся хохолком. А глаза — весёлые, насмешливые. Тёмные. Вишнёвый плащ, кожаный дублет с бархатными вставками цвета бычьей крови.
— Я? Принц Дезирэ, к вашим услугам. Тот, поцелуй истинной любви которого пробудил вас от столетнего сна, моя прекрасная принцесса Шиповничек.
Мне очень хотелось потянуться, размять мышцы, но… не при мужчине же?
— Столетнего сна?
— Вы ничего не помните?
Он присел на корточки и сверху-вниз заглянул в моё лицо, прищурился. Затем хмыкнул и снова вскочил:
— Ничего. Это поправимо. Со временем. Вашу руку.
Я потёрла глаза и вложила в его широкую ладонь пальчики. Принц помог мне подняться. Всё тело тотчас заныло. Прялка… перед глазами крутилось её деревянное колесо, чуть постукивая и несмазано повизгивая. Меня пошатнуло. Дезирэ поддержал.