Шрифт:
Сегодня Вражич превзошел самого себя. Поднос был уставлен с купеческим размахом: икра, севрюга, фрукты...
– Вражич, ты, по-моему, ошибся.
– Да нет, Николавна, я не ошибся. Тут есть, оказывается, еще один человек, очень обеспокоенный твоей худобой...
– Что за человек?
– спросил Мишка, выразительно на меня глядя.
– Да вы и сами знаете: Буреломов Лев Петрович, только и всего. Говорит: за понесенный моральный ущерб.
– Отнеси назад, - сказала я, нервничая, - ты же знаешь, подношений не принимаю.
– Она шутит, Вражич, не стой с таким унылым видом. Нагоняя от Бурелома не получишь. Ты же знаешь, она здесь не ужинает, для нее поздненько. Так что все эти прелести и изысканности отнеси на кухню, но только для того, чтобы все это аккуратненько упаковали. Ну, а я навалюсь на свой антрекот, а из вкусностей, с твоего, Машенька, позволения, ухвачу один бананчик для дочки.
– А когда дверь за Вражичем закрылась, Мишка добавил.
– И не воображай, что я загоняю тебя в угол - в угол тебя загоняет Бурелом.
– Плохо, Миша, это очень плохо, что ты, кажется, абсолютно прав...
Дома меня ждал отец.
– Почему не позвонила от метро, я уже начал беспокоиться.
– Меня подвезли, ты же видел.
– Конечно, видел, чуть не окоченел, высматривая тебя с балкона.
– Ладно. Разберись с этим, - я сунула отцу пакет с деликатесами, устала до чертиков, пойду в ванную.
– Кефир я тебе приготовил.
– Спасибо, папа. Ложись.
Я чмокнула его в щеку. У меня не было более надежного человека, чем отец. Я была поздним и единственным ребенком, и он был мне предан. Для отца существовали только мама и я, и для нас обеих он был готов на все. Мама принимала это как должное, я - с благодарностью.
Когда, кутаясь в халат, я выползла из ванной, отец еще не ушел с кухни. Он сидел растерянный и немного испуганный.
– Вам выдали новогодние подарки?
– с надеждой спросил он.
– Это же уйма деньжищ!..
– Нет, папа. Это у меня появился поклонник. Я глотнула кефира.
– Всегда боялся, - сказал отец, - что этот час настанет. Место, где ты работаешь, опасно для хорошей женщины. А ты у меня - очень хорошая.
– Ладно, папа, не беспокойся. Пока все нормально. Я вспомнила мучнистые глаза Бурелома, и меня передернуло.
– Иди спать. Все разговоры отменяются до завтра.
– Да, совсем забыл, тебе звонил Юра. Я вздрогнула.
– Что сказал?
– Сказал, что ты ему нужна поиграть на елках. Не вздумай согласиться: и так устаешь без меры, а всех денег не заработаешь...
– Хорошо, подумаю. Все, папа, все!.. Пошла спать!..
В состоянии смутной тоски и весомого одиночества, стараясь не вспоминать без конца ни о сегодняшнем нападении, ни о прожитом уже разрыве с Юрой, я все-таки изрядно намаялась, пока уснула.
И приснился мне сон. Будто посреди ночи я проснулась от удара по затылку. Легкого, но ощутимого. Открыла глаза и увидела, как кровать моя разделяется на две половины и тело мое от талии и ниже отодвигается вдаль. Смешно: одна нога высунулась из-под одеяла, и я видела, как пальцы на ней становятся все меньше и меньше. Но потом я перестала видеть свои ноги, потому что их отгородила от меня фигура человека, возникшая в проеме кровати. Человек был как бы и не вполне человек.
Лицо отдавало металлической золотистостью, белки глаз светились матовым серебром, зрачки показались мне алмазными, а губы были припорошены рубиновой пылью. Будто ожил эскиз театрального художника, не пожалевшего красивостей для кукольного персонажа. Вот только волосы были как настоящие: седые, пушистые, очень ухоженные. И в посадке головы и в развороте плеч, и в положении рук чувствовалось благородство.
– Жуть!
– вырвалось у меня восторженно.
– И нисколько не страшно.
– Это кто же боится своего отца?
– Вроде и сериалов не смотрю, а чушь всякая снится, - сказала я сама себе.
– Я тебе не снюсь, - сказал странный гость.
– Ничего себе!
– сказала я.
– Как это понимать?
– Поймешь потом. Сейчас о главном. Белоглазый перешел черту. Он посягнул на тебя и этого я не могу ему позволить. Не могу и не желаю. Ты моя любимая дочь, и тебя он не получит.
– У меня, между прочим, - сказала я, - есть отец, которого я люблю в меру своих сил, и самозванцы мне противны. Моего отца зовут Николай Александрович...
– Знаю, знаю, - перебил меня старик, хитро сверкнув алмазами, - и он плотник... Вообще-то, я им доволен...
– Ничего себе, - рассмеялась я.
– На что вы намекаете? Может, и мать моя - Мария?
– Нет, как известно, Мария - это ты. Я тебе многое дал, и я хочу, чтобы ты сумела раскрыть себя. А Белоглазый тебя погубит...