– Миша, а вот скажи, - не смогла я удержаться от вопроса, - вот ответь, если бы тебе предложили уйму денег и сказали: делай театр, какой хочешь, но только перспективный, высокохудожественный...

– Похудожественнее Художественного?
– перебил Мишка.

– Не перебивай. Ну, в общем, делай, мол, театр - очаг и оплот настоящей культуры, что бы ты, Мишка, сделал?..

– Схватил бы деньги и побежал искать Володю Пластец-кого, уговаривать его стать у меня режиссером... Пригласил бы его нынешних актеров, а тебя бы взял в примы... Ну и себя бы не забыл: коммерческий директор, бессменный аккомпаниатор, музыкальное оформление и все такое прочее...

– Ну, ты и Володя - это понятно. А я - почему?

– Да, Маша, побойся Бога! Почему!.. Ты же - актриса, милостью божьей! Ты же труженица, каких поискать! Ты же заводная. Фонтан идей и море обаяния! Ты...

– Все, Миша, все! Остановись!.. Благодарю за высокую оценку!.. Я все поняла. А вот, скажи, схватил бы ты деньги, даже если бы знал или пусть не знал, но догадывался бы, что добыты они самыми подлыми средствами?..

– Интересно, я же не спрашиваю, на какие деньги существует наше варьете. И я, и ты, мы просто расписываемся в ведомости и получаем заработанное. А если копнуть, наверное, пришлось бы зажимать нос!.. Так что, какая разница, на чьи деньги - лишь бы поднимать настоящее дело. И потом догадываться, это все-таки не знать...

Вообще-то Мишка проливал бальзам мне на сердце, и тем не менее - для объективности - я возразила:

– Настоящее дело, замешанное на грязи?.. И не заметишь, как сам ЗАМАРАЛСЯ по уши.

– Фу, Машка! Стоп! Мы, как на митинге, а ты знаешь - я митингов не выношу. И потом хотелось бы знать - откуда и по какому поводу твой пафос?..

Я бы тоже хотела это знать: почему вместо того, чтобы пытаться рассказать кому-нибудь о предложении Бурелома, просто не ухватиться за выпавший на мою долю счастливый случай - и все!.. Это как доставшаяся в качестве приза автомашина в "Поле чудес" - ты и буквы ни одной правильной не назвал, и вообще еще не начал играть, а тебе уже выпал приз и вот они желанные ключики!.. А мне предлагают ключи от счастливой актерской судьбы и я еще раздумываю!.. Сказано же народом: дают - бери...

Камень ныл. "Зараза, - любовно обратилась я к нему, - ну что ты ноешь?.. Слово что ли найдено?.. А-а.. Найдено слово. Слово найдено: я вещь!"

– Слово найдено. Я - вещь...
– сказала я уже вслух, делая ударение на "слово".

– Островский. Бесприданница, - заметил Мишка.
– Репетируешь?

– Не я репетирую, подружка моя институтская.

– Завидно?

– Тоскливо, Миша. Очень тоскливо. И еще личная жизнь разбилась, не начавшись... Тяжелые времена...

– Вам бы с матерью моей собраться и спеть дуэтом. Я бы вам, так и быть, подыграл. В гримерную заглянул Вражич:

– Люди!
– воззвал он.
– У буфетчика имеются для своих новогодние наборы по оптовым ценам: бутыль шампанского, бутыль Рояля, банка красной икры - все вместе тысяча триста.

Поднялась радостная суматоха. Я отдала деньги Мишке, чтобы купил на меня, и когда он удалился, подумала: а ведь если следовать моим принципам, то мне не надо бы покупать набор - это же явная подачка. Одно шампанское стоит в ларьках от семисот и выше... "Нравственная"... Как "нравственность" совместить с желанием "хорошей человеческой жизни" в наше "противочеловеческое время"?.. Вопрос? Еще какой вопрос!..

Чем еще хороша моя работа? Тем, что некогда раздумывать и размышлять. Из состояния тяжелой задумчивости меня вывели крики и шум в зале. Смолк, оборвав ноту, трубач, завизжали девицы... Я побежала на сцену.

Картина, открывшаяся мне, потрясла. Верка лежала на полу, отбиваясь и корчась. Лоскуток парчи, изображавший трусики, валялся рядом, и какой-то громила придавливал ее и одновременно колдовал над своей ширинкой. Верка вопила, а он рычал:

– Молчи, сука, тебе будет хорошо...

А зал... Зал заходился в хохоте. Посетители, в основном, такие же скоты, как насильник, подзуживали и подначивали. Иностранцы вовсю щелкали камерами. От входа в зал несся Геннадий Сергеевич, наш вышибала. Я, не раздумывая, схватила канделябр с консоли, не заметив, что это бутафория, ударила насильника по голове. Тот удара не почувствовал, и тут же подскочил Генаха. Он сработал профессионально и жестко. Насильник не только был оторван от Верки, но вопил от боли так, что становилось его жалко. Я подалась к Генахе:

– Геннадий Сергеевич, не убивайте его!..

– Маша, катись отсюда. Я не зверь и дело свое знаю, - спокойно ответил он.

Я, вместе с девочками, помогла Верке подняться, повела ее за кулисы. Верка, растерзанная, с синяками на руках и бедрах, с размазанной по щекам тушью, всхлипывала и причитала:

– Гадина, блин!.. Вонючий сперматозоид!..

Я смотрела на нее и с ужасом думала, что в тот злосчастный вечер, когда меня выручил Бурелом, могла бы сама оказаться в Веркином положении.

– Успокойся, Вера, ничего сверхстрашного не произошло, - уговаривала я ее.
– Мы работаем в зоне риска. Пьяные люди непредсказуемы.

– Непредсказуемы!.. Я еще ему покажу, я его, гада, запомнила! Ножом пырну, блин, пусть только появится! А этот тоже - "ягодицы - кульки с водой, колышутся!" На кульки, блин, так не кидаются!..

Смех сломил меня пополам. Это неуместное торжество над режиссером меня потрясло.

– Жива?
– царственно вопросила Раиса, возникнув на пороге.