— Так они же не долетят! Зима же! Так что эти воины просто их погубили, отпустив!

— Надеюсь, из шести один, да долетит. И донесет послание Михаилу. У каждого голубя послание царю, одинаковые у всех. Надеюсь, что из шести хоть один долетит. «Тем более я наложил на них заклинание силы и скорости. Так что уже к завтрашнему вечеру долетят. Ты о том, что я чародей знаешь, увы, а вот о моей силе и виде магии не додумаешься, к счастью».

— Князь, как вы пробрались к нам? — спросил Шеин.

— Под отводом глаз, к счастью это мне по силам. Государь хотел знать, что у вас творится. Курьеры до него давно не доезжают. Теперь будет знать.

— Как дела на Москве? У нас давно не было новостей. Как здоровье государя?

— Государь в трауре после смерти отца. К тому же зол на вас, Шеин. Считает, что расстройство от ваших неудач приблизило кончину Филарета. Так что вашего заступника больше нет, к сожалению. Попробуйте поднять войско на прорыв к Вязьме, пока у солдат есть силы. Бросить все лишнее, всех больных и раненых и попытаться прорваться к полкам Пожарского и Черкасского.

— И бросить все на разграбление полякам?

— Если вы уйдете с большим шумом, и Владислав последует за вами, что бы догнать, то ему будет не до лагеря.

— Опять возвращаетесь к тому дурному плану по заманиванию короля в ловушку?

— А у вас нет другого выхода. И не кричите во весь голос о ловушке, иначе доброхоты донесут полякам.

— В моем войске нет предателей!

— Вот как? И порох противнику никто не продавал, отчего его постоянно не хватало? На что вы же и жаловались!

— Откуда у вас такие сведения, князь?

— Михаил сам просил меня расследовать, куда пропадает порох, которого вам все время не хватало, хотя слали его вам обозами! Расследовал. И не смотрите на меня так, как будто взором убить хотите! Доклад уже на столе Михаила, так что единственный для вас выход сохранить честь, это погибнуть славной смертью в бою! Предлагаю собрать совещание из полностью проверенных воевод, и подумать над планом прорыва. Предупреждаю, ни Пожарский, ни Черкесский не сдвинуться с места. Они стоят на хорошо укрепленных позициях и будут стоять, так как только они способны преградить путь Владиславу на Москву. Засим разрешите откланяться. Мне нужен отдых после прорыва к вам. Прикрывать отряд из десяти человек довольно трудно. «Прикрывал из 300, без напряжения, под Михайловым, но тебе об этом знать не следует»!

— Поль, что за собеседник у нашего простофили-воеводы? В первый раз его вижу!

— Ты и не мог его видеть. Он из самой Москвы. Любимец самого царя Михаила, его тезка, князь Воеводин-Муромский, говорят, чуть ли не побратим царя.

— И что же такая персона делает у нас в лагере, как пробрался?

— Глаза отвел полякам. Видимо, тезка попросил выяснить, что у нас происходит. Маг он. Сильный, или нет, не знаю. И в боях побывал, и дипломат, три языка знает, так что вы там не слишком о наших планах болтайте. Он разберется и донесет. Правда, они с воеводой на ножах, на это надеемся.

— Так что, не уговаривать Шеина на капитуляцию?

— При нем старик вряд ли пойдет на сдачу на милость победителя. Так что пока погодите. И помните, Владислав нам заплатит только, если Шеин к нему на коленях приползет! Такое условие было! Надо как-то от этого князя избавиться. Подумайте!

На следующий день собрался совет. Пригласили Михаила, Семена Прозоровского, Полковника Лесли, его зятя Унзена и еще пару более-менее не вызывающих явного подозрения в измене иностранных полковников. Обсудили возможную попытку прорыва из лагеря. До Вязьмы, под которой, на берегу реки стоял резерв русского царя, было всего около 135 верст. Два хороших перехода, или около пяти дней для истощенных голодом, измотанных людей. Михаил по секрету сообщил Прозоровскому, что он прикроет выход его людей из лагеря, так что для поляков вылазка будет полной неожиданностью. Шеин прорываться категорически отказался. Предлог — не хотел бросать осадные орудия. Никакие уговоры, что пушки отлить можно, а людей из могилы не поднимешь, на воеводу не действовали. На него махнули рукой. Хорошо, что хоть запрещать попытку прорыва не стал.

Так что появилась надежда, что после удачного прорыва к своим, отъевшиеся, отдохнувшие и отогревшиеся войны пополнят ряды полков заслона а потом вместе с ними нанесут деблокирующий удар, помогая войску Шеина. Пожарскому — народному герою и дяде царя, Черкасскому, он противиться не посмеет. Вылазку назначили на последние дни ноября. Готовились. Поляки тоже как-то притихли и прекратили попытки взять лагерь. Так что с рассветом полки, готовые к прорыву, тихо стали приближаться к передовой линии осаждающих лагерь поляков. Михаил, проверив наличие восстанавливающего зелья, и убедившись, что Анна наварила его с запасом, держал отвод глаз, пока войско не подойдет вплотную к противнику. К сожалению, у Шеина совсем не осталось кавалерии. Большинство полков старого строя ушли на помошь родным, страдающим от набега татар еще летом, а у рейтар коней просто съели, все равно кормить было нечем, подохли бы. Так что лошади были только у командиров, и тех им уступили воины из личного эскорта Михаила. Войска уже преодолели почти половину расстояния ло врага, как произошло непредвиденное. Тишину нарушил пистолетный выстрел, и князь Михаил свалился с седла. Отвод глаз упал, и поляки увидели наступающих. Короткая стычка закончилась в их пользу. Прикрывая отход, погиб полковник Унзен. Михаила подхватил Прозоровский, полковник Лесли помог затащить на коня, Семен передал ему все командование и потащил соседа к медикам. Спросил только:

— Александр, не видел, кто стрелял?

— Только силуэт, но знакомый. Увижу, опознаю! Довези!

— Довезу!

Михаил вновь очнулся в руках к докторов. Немолодой хирург накладывал повязку. Князь услышал немецкую речь.

«Повезло, ранение груди навылет, в двух пальцах от сердца. И пневмоторакса нет. Должен выжить». — Объяснял по-немецки доктор, бинтуя грудь.

— Доктор, это вы обо мне? — на том же языке спросил Михаил.

— Да, вы говорите по-немецки?

— Говорю.