Отчетливо щелкали выключатели, и этажи здания погружались в полумглу, а в долгих коридорах без окон и вовсе становилось темно. Уставшие за день сотрудники все делали едва ли не бегом: скорей, скорей домой!.. И только он один, Игорь Артемьев, невозмутимый как центурион, вышагивал по лабиринтам коридоров, переходов, лестниц, кивая в ответ на поспешные последние сообщения о том, что все нормально, окна все закрыты, никаких подозрительных предметов не обнаружено… все как всегда.

Особенно занимал его четвертый, последний этаж. Тот был меньше остальных: такая надстройка, мансарда, что ли. В ней располагались зал особо ценных, редких и старинных единиц хранения (для доступа в который требовался специальный допуск) и служба главного инженера: помещения со всякими техническими штуковинами типа барометров, термометров, психрометров; стояли там какие-то лаборантские шкафы с сосудами причудливой формы, и вообще было таинственно и внушительно. Здесь, на четвертом этаже, чувствовался дух настоящей науки, возвышающейся над мелочностью земной суеты.

Здесь и всегда-то было малолюдно, и люди все были негромкие, солидные. А теперь лишь дежурная особого зала, позвякивая связкой ключей, запирала высокую двустворчатую дубовую дверь и набирала известный только ей шифр на панели электронного замка. Короткий зуммер, щелчок — и, бегло улыбнувшись Игорю на ходу, она проходила через вестибюль к лестнице и начинала спускаться к выходу. У Игоря это вызывало ассоциации с капитаном, покидающим корабль последним.

Но вообще-то последним шел вниз он сам, Артемьев. Он нарочно выжидал на четвертом этаже, стоя возле окна торцевой стены. Оно выходило на соседний двор, старый, густо заросший давным-давно одичавшими яблонями, сиренью, бузиной и шиповником. Дальше была видна улица в перспективе, а так как здание библиотеки стояло на возвышенности, то обзор из этого небольшого окна открывался чуть ли не на полгорода. Особенно хорош был этот вид в дождь: тогда город казался плывущим сквозь призрачный туман… а откуда и куда, не ведал никто.

Выждав немного, Игорь, на этот раз уже совсем один, шел вниз по гулким помещениям под сводами высоких потолков. Шел спокойно и уверенно, шум его шагов разносился далеко, и когда он выходил на парадную лестницу, все уходящие, сами не замечая того, поворачивали к нему головы. А он ступал размеренно, чуть-чуть рисуясь: молодой, рослый, стройный, плечистый, да еще со всеми боевыми наворотами. Он, конечно, выглядел эффектно и знал это.

Теперь полагалось принять под роспись у всех ключи. Приученные к порядку библиотечные делали это споро, и процедура занимала не больше пяти минут. Каждый ключ вешался на свой крючок в железном ящике, после чего сдающий расписывался в журнале. По завершении этой процедуры охранник закрывал и опечатывал ящик.

Сдача ключей подходила к концу, когда входная дверь шумно распахнулась: явился дежурный сигнализаторщик Александр Павлович Кореньков, или просто Палыч — оживленный и чуть поддатый.

— Здорово, бабы! — радостно заорал он от самой двери, вздымая руку подобно памятнику. — Здорово, охрана!

Сияя, Палыч шел прямо на Игоря, издалека протянув руку для приветствия, — невысокий, плотный, почти квадратный. Здоровье у него было, видимо, железное, потому что он ничем никогда не болел и казался куда моложе своих сорока с хвостиком лет.

Игорь усмехнулся, качнул головой, встал навстречу Коренькову. Тот шутливо размахнулся, крепко хлопнул ладонью по широкой сильной ладони молодого человека.

— Держи, охрана! — и обратился к женщинам:

— Н-ну-с, дамы, как рабочий день сегодня прошел? Как потрудились?

Много шума исходило от Палыча, ничего не скажешь. Женщины к нему, впрочем, привыкли, и никто на его вопросы не отвечал, да он и сам, не дожидаясь ответов, протиснулся между Игорем и шкафом в глубь комнаты, к пульту сигнализации.

Игорь повернулся к нему спиной и принялся дальше разбираться с ключами. Стол принял, в журнале расписался — вот и все дела.

— Все? Никого больше не осталось? — спросил Игорь, хотя и так было ясно, что никого.

Он захлопнул створки шкафа и уже закрыл его на замок, как вдруг Палыч сзади сказал озадаченно и совершенно трезвым голосом:

— Что за черт?.. Игорек, ты сегодня днем ничего такого не замечал?

Игорь с удивлением обернулся.

— Чего — такого? Да ты что, Палыч, я ведь на ночь заступил, с восьми часов. Ну, с двадцати ноль-ноль.

— А, точно. Хм! А кто днем дежурил?

Игорь подошел к пульту. Он ничего не понимал в этих лампочках и тумблерах, но было ясно, что произошло нечто.

— А что случилось?

— Да не врубается сигнализация. — Палыч почесал живот. — Похоже, что предохранители полетели… где-то.

— Так замени.

— Да так-то оно так… — протянул Кореньков с непонятной интонацией. — А ты днем точно ничего не заметил?

— Да Палыч! Я ж тебе русским языком говорю: только заступил! Час назад.

— Тьфу! Зараза… Извини, Игорек, память дырявая. Старость — не радость.

— Ну а ты, Палыч, прямо дед столетний…

— Игорь, мы пошли! — окликнул уже от дверей кто-то из женщин. — Закрывайся.

— Идите, идите, я закрою… Так что делать-то будем, Палыч?

— Сейчас, — буркнул Кореньков и сунулся в стоявшую рядом тумбочку, где у сигнализаторщиков хранились все их прибамбасы. Опустившись на корточки, Палыч торопливо повозился там, звякая чем-то металлическим, потом распрямился, зажав что-то в правом кулаке.

— Сейчас, — повторил он. — Сейчас я, погоди-ка…