– Ты смотри, какой энтузиазм, – удивился Павел. – Песни и пляски народов Аляски!

– Наверное, индейцы так встречали Колумба… – Егор засмеялся.

– Ладно, сейчас пообщаемся с этим индейцем. – Пашка взялся за весла и несколькими сильными гребками подогнал лодку к мосткам. – Князь, закрепись за сваю!

Егор схватился за осклизлый черный столб, другой рукой схватил веревку, быстро дважды обернул ее вокруг столба.

– Браво, князь! – Пашка приятно удивился. – Прям речной волк!

Парень же на пристани повел себя самым странным образом. Он встал на четвереньки, нагнулся вперед. Продолжал рассматривать пришельцев, но теперь на его лице вместо диковатой радости появилось выражение сосредоточенного внимания.

– Вот, мать честная. – Пашка аж оторопел. – Глазенки проглядишь, хозяин!

Парень выпрямился, но с колен не встал.

– Юра знает, – вдруг сказал он.

– А поздороваться, товарищ призывник?

Здороваться местный житель отчего-то не пожелал, зато поднялся, отряхнул пузырящиеся колени штанов. Егор успел заметить, что руки «призывник» моет, очевидно, раз в месяц.

– Все ясно, – промолвил он. – Ты – Князь, – показал он на Княженцева грязным пальцем. – А ты – Стручок.

И повернулся вправо.

Павел с Егором как по команде оба тоже повернули головы туда и увидели, как ткнулась в берег лодка Аркадия.

– Вот этот – Кофейник! – выкрикнул парень. – А тот – Носок.

– Замечательно, – пробормотал Павел. – А сам-то ты кто таков?

– Кто? – переспросил парень.

– Конь в пальто! Ты сам. – Павел ткнул пальцем: – Тебя как зовут?

– Его? – И парень ткнул себя пальцем в грудь.

– О гос-споди… Слушай. – Павел обернулся к Егору. – Ты слышал, что он сказал? Стручок – мое детское прозвище, пацаны во дворе меня так звали.

– Я что-то не помню.

– Я же говорю – во дворе. На школу это не распространялось.

– Это Юра! – вдруг радостно догадался парень.

Егор посмотрел на него и увидел, что тот быстро-быстро тычет себя в грудь.

– Юра, Юра!

– И похоже, что он дурак, – с армейской бесцеремонностью ляпнул Забелин.

Однако Юра обрадовался пуще прежнего.

– Дурак он! Юра дурак!

И вдруг расставил руки, топнул ногой и прокричал:

И ударился в такой пляс, в самом деле «ногу об ногу чесать», да с вывертами, с дробным топотом, так что галоши его чуть не слетели с ног, а мостки затряслись так, что казалось еще чуть-чуть – и они рухнут в воду.

– Ну, ты смотри, еще и артист… Ладно, что с него возьмешь. Давай, княже, крепим лодку, да вылезаем.

– А лодки здесь оставим?

Только Егор спросил так, как Юра перестал плясать, поднял руку и объявил:

– Юра пошел в деревню!

Да как припустил вверх по тропинке, да с такой легкостью – видно было, что ему этот путь привычен.

– Да уж, – только и сказал на это Павел.

Аркадий с Виталием уже вытащили лодку на берег и шли по траве сюда.

– Видали концерт? – с изумлением спросил Виталий.

– Да уж, – повторил Павел. – Князь, крепи конец… да-да, так. Видели, как же. Песни и пляски за кусочек колбаски! Кстати, кто из вас Кофейник?

– Это я, – засмеялся Аркадий. – В детстве так звали. Аркан да Кофейник… Кауфман – Кофейник, похоже?

– Ну, что-то есть. – Егор улыбнулся. – А вообще, как Кауфман по-русски?

– Торговец, – сказал Аркадий. – Ну, там продавец.

Виталий зевнул и сел по-турецки на мостки.

– Слушайте, так это он нас всех нашими детскими кличками назвал?

– Похоже, так. – Егор вскарабкался на доски, встал. – Ну, правда, меня и сейчас так кличут.

– Да откуда же он это знает?!

Этот вопрос-восклицание Виталия вызвал сложную и неясную мимическую реакцию у остальных.

И получилось так, что Обносков сидел на мостках, а все трое стояли вокруг него. И ему пришлось задрать голову, стараясь оглядеть лица товарищей.

– А я лично не удивляюсь. – Пашка повел плечами, приосанился. – Теперь уже удивляться нечему.

– И тем не менее это странно, – сказал Аркадий.

– Да, ё-мое, здесь все странно! – ругнулся Пашка. – Ладно, хорош трепаться, давайте так: один здесь остается, стережет лодки. Трое – наверх, в деревню. Выясним обстановку… да и про ЧП надо доложить.