Шрифт:
Да уж, судьба-злодейка. Каким-то невероятным вывертом угораздило же капитана оказаться в том самом проклятом бараке в тот самый момент – может, это было полнолуние?.. – когда нечисть сгустилась и воплотилась – из теней, завываний ветра, из безотчётной людской тревоги соткались бредовые химеры, точь-в-точь, как нынче перед нашими путниками. Но их уроды тронуть не смогли, а на одинокого человека набросились всем скопом.
Собственно всё Юрино видение – у тёмной стены человек с гривой полуседых волос и такой же светло-серебристой бородой. Одет нелепо, даже дико: дурацкий клетчатый пиджак с длинными фалдами, спортивные штаны, заправленные в старые, разбитые вдрызг сапоги. В руке…
Но это потом.
Заросшее лицо бледно и очень спокойно. Ясно, что человек понял: это его последний миг.
Годы, годы, годы!.. Столько лет жить мечтой о возвращении, жить, не сдаваться, рваться, всё преодолеть, вернуться – и вот так попасть.
Но никакой слёзной тоски, никакого отчаяния. Твёрдый взгляд. Так – значит, так. Пусть будет смерть в бою. Семь пуль врагу, одну – себе.
Толпа тварей с воем валила на этого человека.
Юра толком не разглядел их. Да ведь и было это вспышкой – пять секунд всего.
В правой руке у человека был пистолет.
Он резко вскинул его. Выстрел! – и одной нечисти снесло башку. В конвульсии взметнулись вверх страшные ручищи с кривыми когтями.
Еще выстрел. Ещё. Ещё. Ещё! Семь раз швыряло разных тварей на пол. Брызгала вонючая жижа. А потом ствол «макара» взлетел к правому виску стрелка.
Грохнул восьмой выстрел.
Юра умолк. И все молчали. Как-то невольно взгляды сошлись на Сергее…
Тот сидел, недвижным взглядом вперясь в стену.
Егор, решив, что молчание ненужно затягивается, осторожно кашлянул.
– А мне-то там чёрт-те что померещилось. Какой-то упырь… Ну, тот, что приходил, был в коридоре…
– Нет, – негромко ответил Юра. – То другой. Тот вправду нечисть.
– Да? – Егор не очень-то и удивился. – А кто он?
– Не знаю, – ещё тише проговорил Юра.
Беркутов слегка вздрогнул, очнулся.
– Да, – вымолвил он. – Вот, значит, как довелось узнать… Эх, Гена, Гена! Ну да что ж – всё по-солдатски, так, как надо. Он встретил смерть лицом к лицу…
– Как в битве следует бойцу, – закончил Забелин фразу, а вместе с ней и грусть воспоминаний. – Слушайте… – Но дальнейшее завершить не успел, потому что за дверью раздался топот, железное бряцанье, а затем в дверь постучали:
– Дозвольте взойтить?..
Явился Кирпич, неразлучный со своим ящиком.
– Явился в ваше распоряжение!
– Орёл, – кратко похвалил его Павел и распорядился: – Вы вот что, ложитесь-ка на самом деле, вздремните. Что-то мне подсказывает, что силы нам ещё понадобятся. А я тем временем схожу на рекогносцировку… Эй, Аника-воин! – Это Кирпичу. – Пойдёшь со мной.
– Я тоже с вами! – Беркутов встал. – Мне спать не хочется.
– Пошли, – согласился Павел.
И они втроём ушли, попирая скрипучий паркет.
Юра зевнул:
– А-ахх!.. Что правда, то правда, надо отдохнуть. Не знаю, как вы, а меня в сон так и клонит!..
Сказавши так, он взялся расшнуровывать утлые кеды.
– Да, – поддержал Егор, снова заваливаясь на койку. – Здесь такой ветерок… прелесть, так прохладно…
Юра стряхнул обувку, прилёг, смежил веки.
– Давайте, – невнятно произнёс он. – Как это у вас, Георгий Сергеевич? Утро вечера мудренее?..
Егор подумал, что проснутся они как раз вечером, улыбнулся, уже с закрытыми глазами. Они сами закрылись. Он потянулся, сонные видения заклубились перед ним… ему вроде бы захотелось удержать их, да лень было…
Он мягко провалился в сон.
ГЛАВА 17
Только провалился – и сразу вынырнул. Так показалось ему.
Его трясли за плечо:
– Вставайте!.. Князь, вставай! Подъём!
Княженцев вмиг открыл глаза – как и не спал.
– А?! – вскрикнул он.
Пашка стоял над ним и хохотал. Сзади виднелось лицо Беркутова с бледной, усталой какой-то улыбкой.
– Закрой варежку, княже!
Егор сомкнул губы, глянул в окно. Небо сильно потемнело.
– А… – голос со сна съехал в хрип. Егор откашлялся.
– Аг-гмм!.. Хорошо мы поспали?
– Изрядно. Часика четыре всхрапнули, не меньше. Видишь, дело на закат?
– Вижу.
Павел резко повернулся к Юре и Аркадию.
– Встаёте?
Те проснулись так же мгновенно, как и Егор, и теперь лихорадочно возились, обуваясь. А Павел ещё и подогнал: