— Нет. — Твёрдо ответил Сортан. — Извини, но не перед стазисом. Если не передумаешь, то после него, с удовольствием.

— После, здесь появится наша смена, а сейчас мы одни. — Телара, призывно глядя, прикусила губу.

— Нет. — Вздохнул Сортан с явным сожалением. — Не перед стазисом.

— Как знаешь. — Девушка сделала вид, что обиделась.

Она скинула остальную одежду, перешла в сумеречное состояние и шагнула прямо в стазис-капсулу, спокойно погрузившись в твёрдый кристалл, из которого она была сделана. Усевшись на ложе из торч-металла, что не позволял провалиться сквозь капсулу в сумеречном состоянии, она показала язык, внимательно наблюдавшему за ней Сортану. Колыхнув полными грудями напоследок, она легла, целиком скрывшись в капсуле, и активировала стазис.

Чуть притухло освещение пещеры, указывая на значительную нагрузку в сети генератора. Потихоньку его яркость пришла в норму. Стазис-капсула Телары вышла в рабочий режим и практически перестала потреблять энергию.

Бросив на неё последний взгляд и выгнав из памяти аппетитные формы девушки, Сортан продолжил подготовку.

Сервисный робот, пригнанный со склада, несколько раз поднял вертикально и вернул в лежачее положение стазис-капсулу, предназначенную для Сортана. Убедившись, что всё пройдёт штатно и питающие шины нормально переносят данную процедуру, он дополнительно протестировал установку капсулы в вертикальное положение с соблюдением временных задержек. Не хотелось Сортану вывалиться наполовину из капсулы в момент включения стазиса. Более глупой смерти представить было трудно.

Остался последний штрих. Всего лишь закончить активацию октаграммы и занять своё место в камере. К чему Сортан и приступил. Он достал из кармана мешочек с драгоценными камнями и, пользуясь обеими руками, погрузил их в базальт. Места для установки камней были точно рассчитаны исходя из их параметров.

Закончив с камнями, Сортан снял с себя всю одежду и сложил её в сторонке аккуратной стопочкой. При нём остался только нож, которым Сортан вскрыл себе ладонную артерию. Эту операцию он проделывал много раз, поэтому ошибиться не боялся. Для ритуала требовалась именно артериальная кровь. Венозная не годилась совершенно.

Не вынимая ножа, Сортан расширил рану, не давая ей затянуться. Пульсирующую струю он направил в центр рисунка. Кровь быстро побежала по вырезанным в камне желобкам. Когда последний из них замкнулся, наполнившись красной жидкостью, весь рисунок слабо мигнул.

Сортан убрал руку, попутно выдёргивая из неё нож. Рана на ладони начала стремительно затягиваться. От крови, заполнившей канавки октаграммы, стал подниматься пар. Процесс быстро закончился слабой вспышкой всех драгоценных камней, а в канавках вместо крови оказался мелкий порошок чёрного цвета.

Удовлетворившись результатом проделанной работы, Сортан уселся на кучу сложенных на землю вещей и погрузился в диагностику своей нейросети. За долгие годы, что он прожил, Сортан выбрал и поставил себе не самую навороченную нейросеть. Зато у неё был максимальный объём собственной памяти, не интегрированной в память мозга физически, как у более продвинутых моделей. Фактически эта нейросеть использовала отдельные накопители. Они занимали место. Они потребляли энергию. Но они не были завязаны напрямую с механизмами запоминания самого мозга.

Эти накопители были забиты почти под завязку. Кроме разнообразной информации, вроде баз знаний, отдельным, зашифрованным блоком, лежала его личная мнемокопия, которую он регулярно обновлял. Неизвестно, как пройдёт ритуал в случае форс-мажора, но свою память Сортан хотел вернуть хотя бы в таком виде.

Нейросеть оказалась в полном порядке. Химико-электрические преобразователи исправно поставляли энергию, получая её из глюкозы, содержащейся в крови. В стазисе все процессы остановятся, до его выключения. На сохранность информации это не повлияет. Бросив последний взгляд на октаграмму, Сортан перешёл в сумеречное состояние, погрузился в капсулу, устроился на ложе из торч-металла и запустил процесс стазиса. Сервисный робот, выждав положенное время, плавно поставил камеру в вертикальное положение. Следуя программе, он вернулся в технический отсек и отключился. Освещение в пещере погасло. Лишь иногда разгонял тьму слабый отблеск от источника, сдерживаемого аппаратурой Древних.

Через сто пять тысяч лет душа Сортана окончательно утратила связь с его телом и просочилась через кристалл стазис камеры, чтобы быть тут же захваченной октаграммой, поджидавшей её все эти годы.

Спустя полмиллиона лет произошло небольшое локальное землетрясение, которых в этом районе раньше не было никогда. Маленькая трещина пересекла один из лучей октаграммы. В двух местах она разорвала рисунок. Одну линию перерезала еле видная трещинка, которая мгновенно заполнилась порошком. В этом месте рисунок как бы самовосстановился. Только дальше трещина расширялась, и порошка в канавке не хватило на её заполнение. Нарушилась целостная структура октаграммы и душа Сортана, больше ничем не сдерживаемая, отправилась на перерождение.

Очередное небольшое землетрясение вызвало падение маленького камешка в центр октаграммы. Он упал в глубокую ямку, наполненную порошком, который так и не слежался за эти годы. Камешек поднял небольшой фонтанчик пыли, который сразу осел, изменив при этом рисунок центральной части октаграммы. Но потом камешек, покрытый чёрным порошком, отскочил и угодил точно на место трещины, разорвавшей рисунок.

Ещё через сто тысяч лет, механизм древних внезапно ожил и совершил непонятные действия, в результате которых Источник засветился ярче. Ровный, призрачный свет, уходящий в ультрафиолет, заполнил пещеру. Рисунок октаграммы с небольшой задержкой полыхнул слабым сиянием. Затем его яркость начала возрастать, пока не достигла яркости солнца. Однако основное излучение было не в видимом свете, а пронзало пространство, выходя в плоскость других измерений. Найдя подходящую цель, на которую теперь оказалась настроена октаграмма, она захватила её и заключила в странный рисунок. После этого свечение медленно погасло.