Младший Гарнет уныло хватает половник, так, словно делает вселенское одолжение. Вот же паршивец! Но потом, подняв ненароком глаза на ожидающего своей порции каши мальчишку, вдруг бледнеет.

– М-мартин?

Знакомы? Странно. Как же угораздило Илая водить дружбу с человеком не своего круга?

На лице паренька не меньшее удивление.

Вглядываюсь в его лицо, но мне он не кажется знакомым. Возможно, прошлая Шарлин могла его знать, но в игре никто с таким именем и лицом не мелькал, посему мне совершенно не знаком этот кадр.

– Мартин Стивенсон?

Стивенсон? Хм-м-м. А это уже звучит знакомо.

О!

Разве это не одно из тех семейств, что разорилось из-за аферы графа, который замышлял переворот и позднее был арестован и казнен кронпринцем? Основное событие сюжетной линии первого высочества. Конечно, Алисия сыграла большую роль в расследовании, помогая принцу Ричарду, старшему по отцу брату Саймона, благодаря ее поддержке и участию, наследный принц окончательно в нее влюбился.

Стивенсоны не были шибко богаты, но они дворяне, и определенное состояние у них имелось.

– О, Илай, это вы… - неловко бормочет Мартин, узнав моего брата, и быстро опускает голову.

Замечаю, что его уши побагровели. Отнюдь, вам нечего стыдится своего положения. Кошусь на Илая, если он позволит себе насмехаться или оскорблять мальчишку, я его прибью на месте.

Но вопреки моим ожиданиям, братец робко кусает губы, испытывая не меньшую скованность.

– Как…Как твоя сестра? А родители?

Сестра?

Мартин не поднимает взгляда, не желая смотреть на нас во время своего печального рассказа:

– После того, как кредиторы конфисковали наш дом и все счета, мы могли еще какое-то время справляться, но деньги стремительно кончались. Родители не привыкли к тому, что больше не могли себе позволить одежду из дорогих тканей и деликатесы…Мне стыдно это говорить, но из-за их тяги к расточительству, мы едва могли сводить концы с концами. После…матушка слегла и те последние крохи, что остались от продажи украшений и ценностей, ушли на лекарства и врача…Отцу пришлось работать, но не привыкший к тяжкому труду, он тоже долго не протянул. Бьянка и я, нас осталось двое. Но потом, сестра, она…ее больше нет.

– Но почему тыздесь? Почему?! – повышает голос, допытываясь, Илай.

Мальчишка, четырнадцатилетний ребенок, невесело улыбается:

– Ради еды. Я живу в приюте в трущобах, но едва ли то, чем там кормят, можно назвать пищей. Здесь раз в неделю я могу насладиться горячим обедом и успокоить желудок. Когда-то я принимал как данность сытные приемы пищи в нашей резиденции, остатки еды, нетронутое мясо просто выбрасывали…а теперь…Что ж, все очень поменялось за эти полтора года.

Братец резко отшатывается от стола, все еще зажимая в руке черпак.

– Я…Я танцевал с Бьянкой на балу…Ее день рождения два года назад, она так смеялась…

В голубых глазах Илая одновременно скорбь и неверие.

Мартин не смог сказать, что произошло с девушкой, но, возможно, она не смогла выдержать всех тягот новой жизни и покончила с собой. Не легко поведать о таком вслух. Бедная, бедная девушка…

– Почему вам никто не помог? – спрашиваю я у юноши, сдерживая слезы.

Их семья не причиняла никому вреда. Они были хорошими людьми, у них не было врагов.

Единственный Стивенсон поднимает глаза. На меня словно глядит старик, а не несовершеннолетний ребенок.

– Никто не смел оскорбить графа Фолджера. Все только смеялись, и оказалось, что друзья, знакомством с которыми гордились мать с отцом, таковыми не являлись, они легко отвернулись, отказываясь даже пустить нас на порог, словно не было никакой многолетней дружбы и доброго соседства…Вы ведь и сами не испытывали к нам никакой жалости. Я не обвиняю вас, но зная о положении моей семьи, Илай, вы не спешили протянуть руку помощи…И, откровенно говоря, будь я на вашем месте, поступал бы также.

Накладываю Мартину побольше еды, до самых краев, сколько может уместиться в посуде, а Илай выгребает из карманов все монеты и сует мальчишке в руке. Юноша уходит, занимая свободное место за обеденным столом поодаль, и жадно принимается за еду.

– Почему? Как это возможно? Я не понимаю, не могу принять…

Мне хотелось, чтобы братец вынес из сегодняшнего дня урок, но он оказался потрясением для нас обоих.

Глажу Илая по спине, делая вид, что не замечаю его покрасневших глаз: