Дионисов. За власть и богатство! – IV
<p> ФИНАЛ</p> <p> </p> <p> Я начинаю открытую борьбу! Флаг рода Дионисовых взвивается над моим поместьем!</p> <p> Расширяю деловые связи и захватываю рынки! Спасаю девушек в беде. Продолжаю поиски царевны укорачивая на голову встречных супостатов. Веду клановые и криминальные интриги. И уже совсем рядом фанатики Сухого Закона и уже начинается битва за императорский престол!</p> <p> В общем, разгул и веселье!</p><p> </p>
Глава 86
Ровно в полдень
Молот часов на площади совершил свой последний удар, и Замойский тут же дернул цепь на себя.
Пистолет едва не выдернуло у меня из руки, а Замойский, навскидку прицелившись, тут же пальнул в меня этой жуткой штукой!
С облаком пламени и треском вращающихся ножей дозвуковая пуля-мясорубка вылетела из ствола в мою сторону. Я видел её полет! Замойский дернул меня за цепь навстречу пуле, а я отклонившись, вскинул свою половину цепи в воздух и она с лязгом намоталась на жуткую как вентилятор пулю, сбив ее в полете.
И дернув меня за запястье так, что я невольно спустил курок и грохнул мой выстрел.
Моя пуля унеслась в сторону Замойского, вскинувшего перед собой руки, и эта невероятная хрень снесла ему левую кисть по предплечье, разрубив белый рукав его пиджака на три равных куска, да ещё и одно из лезвий вонзилось в череп!
Да твою же мать! Я бросил пистолет и кинулся к падающему Замойскому.
— А-а-а! — прокричал он, выставляя изрубленую культю. — Нет!
Чертов придурок! Я же не собирался стрелять в него на глазах княжны! Я хотел сбить ему прицел и просто морду набить!
Серый костюм Замойского мгновенно пропитался кровью, стал красным как моя шинель.
Это была какая-то невероятная жесть, кровь, само собой, лилась фонтаном, но я тут же перетянул обрубок руки петлей из всё той же цепи, и кровь унялась. А вот что делать с изрубленным в клочья предплечьем — было уже не ясно. Не уверен, что целебный эликсир тут поможет. Но элексир у меня был. Княжна невероятно вытаращив глаза смотрела на меня, на то как мой противник заливает меня кровью, и с этим нужно было что-то быстро делать, иначе она от меня просто в ужасе убежит, если я попробую приблизиться к ней после такого.
Я достал из перевязи последний мой исцеляющий эликсир, сщелкнул ногтем приклеенную крышку и опрокинул содержимое в рот. Хорошо пошло. Хуже будет потом. Но это потом. А пока призванный элементаль сворачивал кровь в перерезанных венах и артериях, лечил травму головы, стабилизировал давление, поддерживал биение его сердца…
А там подскочил камердинер Замойских, вынимая из сумки бинты, лангету, даже жгут. Я сбросил цепь с культи, и мы пережали её уже жгутом, так практичнее будет.
— Ох, барин! — причитал Прохор перематывая культю Замойского бинтом. — Ну зачем же! Что-ж вы сделали то с собой! Ну, зачем так? Совсем себя не бережете! А я же вас предупреждал… Это же не человек, а проклятие нечеловеческое! Хитростью его нужно было брать, умом! Подослали бы кого, уж нашли бы желающих, а вы? А вы, честь по чести, один на один! Ну зачем? Зря! Зря… Что? Смотрите на меня! Дышите!
Я как-то даже и не нашелся, что можно было бы на такое ответить, на такую внезапную преданную искренность, исполняемую в моем же присутствии. Не морду же ему бить?
А потом я услышал:
— Александр Платонович, что вы себе позволяете?!
Я оторвался от раненого, оглянулся.
Ого. Я для неё уже не Саша. Княжна, однозначно, была в ярости. Похоже, я-таки нарвался на высочайшее неудовольствие.
— Я оказываю первую помощь, — бросил я через плечо.
— Сначала вы его калечите, а теперь спасаете? — в ярости прошипела княжна.
И куда делась та милая бальная девушка, что так нравилась мне?
Ну, блин, с другой стороны — права. Калечу и спасаю? Как бы да!
— Степан Иванович! — воскликнула княжна озираясь на месте. — Степан Иванович! Где вы?
— Я тут, Ваше Сиятельство, — отозвался старый граф, приближаясь к нам в окружении своих слуг.
Ага, это сам граф Номоконов спустился к нам со своего балкона.
— Здесь же есть госпиталь? — с ходу озадачила графа княжна.
— Ну-у… это, скорее, фельдшерский пункт, а не госпиталь, сами знаете.
— Распорядитесь доставить раненого в госпиталь, немедленно! — припечатала дочка своего августейшего папы. Н-да, тут попробуй не послушайся.
Блин. Либо это с её стороны крутейшая игра на публику и одновременная попытка угодить тем самым «старым родам», из которых был Замойский. Либо она действительно так искренне рассочуствовалась крайне артистично обливавшемуся кровью Замойскому, и у меня начинаются невероятные проблемы. Дочка папе в уши накапает так, что потом не отбояришься.
— Степан Иванович! — воскликнула княжна указав на меня пальцем. — А его накажите! Немедленно! Так нельзя обращаться с пожилыми людьми! Недопустимо!
— Обязательно, — практически искренне пообещал граф. — Накажем по всей строгости. Да, я лично и накажу, по-отечески, вы уж не сомневайтесь.
Ага. Лишит меня мороженого на завтрак. По-отечески. Ладно, понятное дело, граф меня выгораживает.
А тут и санитарная пролетка пожаловала, набежали санитары, и я смог наконец опустить культю Замойского из которой все еще сочилась кровь.
Замойский нашел в себе силы прошипеть, прежде чем сознание погасло, и его принялись уносить:
— Ничего ещё не кончено…