Новая квартира оказалась на Патриарших, в старом доме, подъезд темный и грязный, зато дверь высокая, филенчатая. Из соседней - точно такой же высунулась старушечья голова, покивала приветливо, дружески, пока я возилась с замком, и скрылась - ага, это соседка, которую предупредили. А то, чего доброго, милицию бы вызвала, обнаружив меня возле чужой двери.

Квартира оказалась запущенной, но красивой, в передней зеркало до потолка в черной резной раме. На сей раз Руди повезло, в прошлый раз я была у него в каком-то полуподвале, а ещё раньше - на пятом этаже без лифта. Но всегда в центре - "выселок" московских, отдаленных районов Руди не признает.

Он вернулся домой раньше, чем я предполагала, и мы полночи просидели в кухне: ели Пакины черствые уже, но все равно вкусные пироги с сыром, запивая их зеленым чаем.

Я рассказывала, а он слушал. О моих родителях - что знала, а знала не очень много. О пожаре, о смерти Зины. Как она повторяла: дым, Грета, здесь дым...

Большая рука Руди погладила мое плечо:

– Не плачь, Гретхен, слезами горю не поможешь, жалко Зинку, за что ж ей такое? Голубиная душа... Ну успокойся, давай посмотрим, что ты там привезла.

Он сдвинул посуду на край кухонного стола, легко вскинул тяжеленный чемодан, завозился с замком. Я поскорей перетащила чашки-тарелки в раковину, а то побьем, неровен час, хозяйскую посуду. Крышка чемодана, наконец, распахнулась, Руди долго смотрел на ту икону, что лежала сверху, не спеша доставать остальные. Наконец, бережно вынул её, перевернул оценивал. Научился разбираться в иконах, картинах, в драгоценных камнях, в золотых и серебряных изделиях.

– Неплохо, - произнес он, - Прошлый век, начало. Состояние хорошее. И цена будет хорошая На такую икону покупатель быстро найдется, Вилли уж найдет.

Он отнес чемодан в комнату, разложил картины и иконы на круглом столе и на диване, рассортировал.

– Авось папаша твой нас не заложит, - сказал он, - Остальное где?

Я протянула ему сумочку - он первым делом достал паспорт. Удивился:

– Зинин. Откуда?

– Не успела отдать. Что с ним делать? На него сданы в комиссионный два обручальных кольца и сережки золотые современной работы - впопыхах у последнего "клиента" прихватили. За ними след никакой не потянется, Зине ничто бы не грозило. Но теперь все это пропало...

Руди повертел в руках паспорт, вгляделся в фотографию и неожиданно тяжелое его лицо дрогнуло, он опустился на стул, сказал почему-то по-немецки:

– Arme, arme Madchen - бедная, бедная девочка...

Никогда мы не говорили между собой по-немецки, почему-то эти простые слова потрясли меня, я бросилась к нему, обняла, заплакала, почувствовала, что и он плачет. О Зине. О себе. О нас - обо мне, маме, о Хельмуте и Паке. Мы с ним - одно, мы - семья, мы любим и ненавидим одних и тех же людей, нас гнетут те же предчувствия, у нас общая судьба, мы одни в жестоком мире...

Такие минуты проходят быстро. Руди отстранил меня, я заглянула снизу ему в лицо - глаза сухие. Но я не ошиблась - эти несколько минут мы были вместе.

– Зинин паспорт, - произнес Руди чуть хрипло, - Его ведь не ищут? Никто же не знал, что он у тебя. Сгорел - и все.

Я уже поняла, к чему он клонит.

– А фотография?

– Переменю, это нетрудно. Оставайся в Москве. Снимешь комнату, работу какую-нибудь найдешь. ни к чему тебе все это, - он мотнул головой в сторону чемодана, - Тем более сейчас. Да, а что ещё у тебя?

Достал из моей сумки косметичку, в которой не было косметики, высыпал на стол то, что там было: кольца, перстни с разноцветными камнями. Одно обручальное кольцо скатилось на край стола, упало - Руди поднял его, подбросил на ладони, поднес к глазам, отыскивая пробу.

– Что еще?

Опрокинул сумку, вытряхнул остальное: пару браслетов, бусы, золотые монеты, крест большой, с эмалью, табакерку инкрустированную, маленький серебряный медальон... Кольца и монеты ссыпал обратно в косметичку, положил её в опустевшую сумку.

– Это тебе. Только будь осторожна. Очень осторожна.

– Руди, а если отец узнает? Или, не дай Бог, Вилли?

– Твоя доля, Гретхен, - его глаза перекатились в мою сторону, как свинцовые шарики, - Начинай новую жизнь - самое время, сама понимаешь. Ты и раньше хотела выйти из игры, я знаю. Догадывался. И правильно. Вот тебе случай - паспорт чужой... Кольца - это на самый крайний случай, на самый черный день, за ними след может потянуться. Но все же ты их спрячь. С Вилли я сам разберусь, тут и другого всего довольно.