Шрифт:
— Что именно хотел торговец? — спросил я.
— Как я и сказал. Только снадобья готовить. Присматривать его помощники будут.
— Нужна карта макир, — сказал я, и пояснил, что нужна карта скверных природных мест.
— Решили помочь им?
— Это не от меня зависит, — я поднялся с кровати и достал из походного рюкзака толстую книгу.
Вскоре мы шли по улочкам одного из южных городов Арнурского королевства. Народ с привычной ненавистью косился на меня — но мне плевать. Я раздумывал о предстоящих днях. Мы завтра покинем город и отправимся к одной из местных макир. Чтобы не произошло с объявлениями, но мне всё ещё выгодно добывать для лиги заллаи, чем я и занимался последние два месяца. Завтрашняя поездка — последняя, дальше только путь к Яхоновскому княжеству. К Тамливийскому саду скверны.
— Вы не подумайте, господин Ликус, — заговорил Асилик. Рядом с ратоном шёл его помощник, нёсший в сумке карты и мою книгу. — Я видел того троптоса. Это действительно ребёнок скверны, будьте уверены. Отвратное существо. Как подобное может рождаться?
— Глупый вопрос от отца.
— Я ж не про это, — нервно усмехнулся ратон. — Это же скверна. Ну, в ребёнка попадает. Ни молитвы, ничего не спасёт от подобного. Как думаете, это… Я не знаю про ваш народ, но у нас говорят, что скверна проползает, когда Всебоги отворачивают свой взор от нас.
— Если бы всё было действительно так, то в лекарствах никто бы не нуждался. Но кто бы ни понял скверну, он нам всем окажет серьёзную услугу.
Асилик согласно закивал, что будет молиться на скорое явление такого разумного, и повёл меня к одной из конюшен гильдии свободных торговцев. Но, помимо самой конюшни, там нашлась и стоянка для повозок и телег. В самой конюшне лишь в шестерых из двадцати стойл фыркали лошади. В остальных разместили десятки рабов: ратоны и нутоны, мужчины и женщины, от совсем детей до тронутых сединой голов.
Мы с Асиликом остались недалеко от входа, привыкая к спёртому запаху лошадиных тел и навоза. Вскоре прибежал караванщик, старательно растягивая губы в приветливой улыбке.
— Спасибо, что откликнулись, господин. Меня зовут…
— Неважно, — сказал я, кивнув в сторону стойл, откуда испуганно выглядывали рабы. — Показывай. Лекарь приходил? Что сказал?
Торгаш с человеческими ушами торопливо распинался, что лекарь осмотрел всех семерых заболевших, нашёл одну и ту же болезнь и прописал зелья. Ещё торгаш постоянно перемежал объяснения тем, что у него весь товар заказали и что сам станет рабом, если хотя бы двое подохнут. Торгаш что-то ещё говорил про свою семью и маленьких детей — но я пропускал всё мимо ушей.
В двух стойлах на сене лежали рабы обоих полов. Их лихорадило, трясло, многие бредили. Недавно каждого напоили зельем, их в запасе у торгаша на несколько дней, но зелье от лихорадки не сложное, его можно сварить в походной лаборатории.
— Троптос, — сказал я, закончив осматривать рабов. Торгаш немедленно повёл меня к самому дальнему стойлу. И чем ближе к нему, тем сильнее и тошнотворней становился местный запах.
Недалеко от огромной кучи навоза, прислонившись к стене, закрыв глаза и мерно дыша, на дощатом полу сидела девочка лет пяти со светло-фиолетовой кожей. Её серовато-жёлтые волосы лежали на угловатых плечах грязными и скомканным толстым валиком. Если прочие рабы носили обувь и одежду из юбок, штанов и рубах, то на девочке лишь измазанная в навозе и земле туника с прорехами на боках и животе. И привычный для раба кожаный ошейник.
— Встань, тварь, — торгаш ударил кулаком по стене около маленькой головы.
Девочка от гулкого удара вздрогнула, подскочила, уставилась на нас потухшим взглядом красных как рубины глаз. Она поклонилась, потеряла равновесие и рухнула вперёд головой, распластавшись на земле. Троптос не сразу смогла встать, её шатало, но она справилась, распрямилась и ещё раз поклонилась. В этот раз не упала. Она опустила голову, смотря потухшим взглядом мёртвой рыбы в пол.
— Вы не волнуйтесь. Говорить не обучена, но нас понимает, — сказал торгаш и приказал девочке снять робу. На её лице не дрогнул и мускул, выражение всё так же осталось безэмоциональным, она лишь поклонилась и послушно исполнила команду.
— Иронично, — процедил я сквозь ухмылку. Валик из грязных волос на плечах скрывал, что они несколько приподняты из-за второй пары рук. Лопатки на спине продублированы, одни под другими, а одна из пар рёбер утолщена в боковой дуге и со второй парой лопаток соединена дополнительной ключицей, проходящая между верхней и нижней рукой.
Вторая пара рук девочки связана за спиной, а на её светло-фиолетовой коже россыпь свежих тёмно-фиолетовых и старых зелёных синяков и кровоподтёков. Рёбра выпирают, мяса под кожей почти нет и кости торчат, щёки впалые, а ростом она едва дотягивает до пояса среднестатистического разумного.
— Она же издохнет. Ты за помощь мня труп сбагрить собрался? — гневно спросил я у торгаша. Тот со злости зарядил девочке размашистую оплеуху. Та упала и стукнулась верхним плечом о косяк стойла, получив ещё один синяк. И тут же встала, смотря себе под ноги и ожидая команды.
— Да вы не подумайте, что она дохлая. Кормлю как всех её, порцию обычную, а ей плевать. Десять ей. Я получил её такой год назад. Её, говорят, такой и продавали. Выписка у меня есть, от самой Всеобщей Церкви, — торгаш покосился на мой гримуар с двумя символами. — Могу дать, почитаете. Может, что больше поймёте.