Нежные прикосновения постепенно сменились более настойчивыми, и вскоре Айсштиль полностью потеряла счет времени, отдавшись ощущениям, которые не испытывала так давно, что почти забыла их вкус. Тело, веками скованное льдом самоконтроля, отзывалось на каждое движение с неожиданной чувствительностью.

Когда наконец волна удовольствия накрыла ее, Айсштиль прикусила губу, чтобы не закричать. Последняя ее связная мысль была о том, что стоило, вероятно, наложить заклинание тишины на комнату.

Постепенно возвращаясь к реальности, она с некоторым смущением обнаружила, что результатом ее… «таяния» оказалась не влага, как она опасалась, а россыпь мелких ледяных кристаллов на простынях. Они мерцали в лунном свете, словно крошечные звезды.

— О Великий Рок, — пробормотала Айсштиль, чувствуя, как к щекам приливает румянец.

Собрав кристаллы трясущимися руками, она отнесла их в ванную и смыла в раковине, стараясь не думать о том, что только что произошло. И уж точно не думать о том, что это были первые ледяные кристаллы такого… происхождения… со времен ее юности, когда мир был еще молод.

Вернувшись в постель, Айсштиль с удивлением заметила, что жар и беспокойство отступили. Ее тело снова стало привычно прохладным, а мысли — ясными. Даже таяние прекратилось.

«Древние трактаты не врали», — подумала Айсштиль, чувствуя подступающую сонливость.

Впервые за много часов она ощутила себя собой — спокойной, собранной богиней льда, а не эмоциональной, таящей лужицей.

«Завтра все будет в порядке», — обещала она себе, засыпая, — «Это просто временные последствия обмена душами. Скоро они пройдут полностью».

А если нет… что ж, теперь она знала действенный способ справиться с ними.

Последней мыслью перед тем, как погрузиться в глубокий сон, было:

«Интересно, а Эстро тоже испытывает нечто подобное? Или это только моя проблема?»

Но эта мысль быстро растворилась в темноте сна, и Айсштиль наконец обрела покой — до следующего дня, новых испытаний и, возможно, новых чувственных бурь.

Утро началось слишком рано даже по моим меркам. Спал я от силы часа четыре. Будильник не понадобился — в голове сработал внутренний таймер, установленный тысячи лет назад и до сих пор не сбившийся ни на секунду.

За окном едва начало светать. Небо на востоке окрасилось в нежно-розовые тона, постепенно переходящие в тёмно-фиолетовый. Красиво и зловеще — идеальное начало для дня, который обещает быть непростым.

Я потянулся, чувствуя приятную боль в мышцах. Моё собственное тело снова казалось родным и удобным, как старый кожаный плащ, который идеально сидит на плечах. После ритуала обмена душами я по-новому ценил такие простые вещи, как дыхание, биение сердца. И возможность почесать нос, когда он чешется, не задумываясь о координации.

И как здорово, что нет больше этого хвоста, который живет своей жизнью и постоянно лупит по заднице.

— Так-с… сегодня у нас в программе полёт на вертолётах в Дикие Земли, миссия по извлечению кое-чего большого и, возможно, разборки с иностранными шпионами, — пробормотал я, натягивая брюки, — Обычный вторник.

Не успел я застегнуть рубашку, как в дверь тихо постучали.

— Войдите.

На пороге появилась Перчинка. В утреннем свете она выглядела иначе — серьёзной, собранной, но в то же время какой-то… мечтательной? Настолько нехарактерно для моей суровой дочери, что я даже моргнул пару раз, проверяя, не мерещится ли мне.

— Доброе утро, папа, — она сделала шаг в комнату, чётко выговаривая слова, — Прошу прощения за раннее вторжение.

— Какое вторжение, солнце, — я махнул рукой, застёгивая последние пуговицы, — Ты чего-то хотела?

— Вот, взгляни…

Перчинка кивнула и протянула мне тонкую папку. Я открыл её, а она тем временем приблизилась к окну и замерла, разглядывая парк.

— Данные по Диким Землям и они… весьма тревожные, — начала она, не оборачиваясь, — За последний месяц произошло увеличение энергетических колебаний на 73 %. Концентрация частиц Бездны в воздухе возросла почти вдвое.

Я просматривал графики, и с каждой страницей хмурился все сильнее. Перчинка была права — ситуация выглядела не просто тревожной, а откровенно угрожающей.

— Взгляни на седьмую страницу, — предложила она, — Там сравнительный анализ за последние три года.

Я перевернул страницу и присвистнул. График напоминал кардиограмму человека, внезапно испытавшего сердечный приступ — резкий, почти вертикальный скачок вверх после долгого периода относительно спокойных волн.

— Когда именно начался этот скачок?