– - Хе... а, черт, не по-нашему написано

– - Дай-ка, - Корсаков взял у него бутылку, повернулся к свету, "Henessey", тысяча...
– он почувствовал, как у него перехватило дыхание.

– - Чего?
– насторожился Трофимыч, - барахло?

Корсаков откашлялся.

– - Трофимыч, ты хочешь купить этот особняк?

– - А на хрена он мне?
– озадаченно спросил напарник.

– - Пивную устроишь, - ответил Игорь, чувствуя, что сердце забухало так, что вот-вот могло проломить ребра.

– - Не люблю я пива, - сказал Трофимыч, - что с вином-то?

– - Это не вино, родной ты мой, это коньяк!

– - Хрен редьки не слаще. Продать можно будет?

– - Можно, еще как можно. Только с умом надо, понял?

Игорь присел на край стола, лихорадочно соображая.

– - Так, Трофимыч. Ты сидишь здесь, стережешь коньяк и все остальное, Игорь поставил бутылку на стол, взял в руки книгу, смахнул ладонью пыль и полистал ее.

Трофимыч заглянул через плечо.

– - Тоже не по-русски.

– - Эта - на французском, - Корсаков отложил книгу и взял другую, - а эта на латыни. Эта... я даже не знаю на каком языке, но...
– сказал он и замолчал.

На открытой странице он увидел удивительно знакомые символы. Именно такие он перенес на свою картину "Знамение", заставив человеческие фигуры тянуться к ним сквозь багровый туман.

– - Что там?

– - Не знаю, - задумчиво сказал Корсаков, - но книги тоже, мне кажется, немалых денег стоят.

– - Вот свезло, так свезло, - выдохнул Трофимыч, - я одного барыгу знаю - книги можно разом ему сдать, и винцо тоже.

– - Ты не спеши. Если я правильно понимаю, то у твоего барыги денег не хватит все это купить, - пробормотал Игорь.

– - А картишки? Смотри ты, пакость какая, - Трофимыч скривился, рассматривая карты, размером с почтовую открытку, - прям порнуха, прости Господи.

– - Это карты Таро, - пояснил Корсаков, - специальные карты для гадания. Играть в них нельзя, - он собрал карты и сложил в плоский футляр. Трофимыч, слушай команду: сидишь здесь, стережешь это добро. Ни ногой отсюда!

– - Может, мужиков позвать?

– - Я тебе позову! Сначала надо знающего человека найти, оценить товар, продать и при этом не продешевить. А мужиков угостишь с выручки, понял?

– - Понял.

– - Ну, то-то, - Корсаков спрятал футляр с картами в карман, прихватил со стола бутылку и двинулся к двери.
– Через час, ну, полтора, я вернусь. Ты даже не представляешь, что мы нашли. Одна такая бутылка целого состояния стоит. А если все продадим, то послезавтра уже будем на Канарах загорать.

– - А почему послезавтра?

– - Потому что паспорта заграничные еще сделать надо, - пояснил Корсаков.
– Мебель тоже продать можно, но с ней хлопот много, а коньяк, дай Бог, сегодня уйдет.

– - Понял, - радостно закивал Трофимыч, - давай, Игорек, не мешкай. А где это - Канары?

– - Там, где всегда лето и все тетки загорают без лифчиков, - не пускаясь в детальные объяснения, сказал Корсаков.

Был почти час ночи, моросил дождь и на Арбате остались только самые голодные музыканты и самые влюбленные парочки. Впрочем, возможно, им просто некуда было пойти.

Корсаков почти бегом добежал до метро "Арбатская" и успел купить телефонную карту в закрывающейся кассе. Теперь бы еще вспомнить телефон Лени Шестоперова! Несколько раз он попадал не туда, наконец в трубке прозвучал недовольный голос Шестоперова. У него была странная манера говорить по телефону: вместо "алле", или "слушаю вас", Леня вопрошал "чего надо?".

– - Чего надо?
– раздалось в трубке и Корсаков с облегчением вздохнул.

– - Леня?

– - Я за него, - пробурчал Шестоперов. Он был явно не в духе.

– - Как здоровье драгоценное?

– - Ты что, смеешься? Только из-под капельницы.

– - Что-о?
– испугался Корсаков.

– - Что слышал. Я, как с тобой расстался, так и не смог остановиться. Этот Георгин, в рот ему талоны...

– - Герман, что ли?
– уточнил Корсаков.

– - Ну да. Просто бездонная бочка какая-то. И заводной, как апельсин. Константин на второй день сломался - мы его к маме отвезли, а сами продолжили. В моем возрасте после такого загула только с помощью капельницы отойти можно.