Там весьма мутная история. Французы как раз поддерживали северян во время гражданской войны, но оказать такую же поддержку, как британцы, не могли чисто физически. А потому приняли у себя бежавших от окончательного разгрома северян. В то время французы находились в контрах с британцами, стремительно теряя своё влияние в мире. Вот, видимо, и решили сохранить хоть какого-то оппонента, чтобы тот бесил нынешнего союзника их противника. Так что ли?

Впрочем, сейчас это не важно. Главное, что выжившие после войны и бежавшие северяне укоренились на отданных им землях и основали своё небольшое государство. Обозвались Новой Колумбией и сыпали пропагандой, крича на весь мир о том, какая Конфедерация ужасная, пока эта самая Конфедерация продолжала богатеть прямо у их порога. Даже более того, едва ли не в насмешку южане признали Новую Колумбию северян независимым государством.

По крайней мере, так казалось поначалу. Я даже сначала удивился, зачем им делать подобное в отношении своих же старых противников, пока Молотов не показал мне, насколько огромное количество сделок проворачивали конфедераты, используя Колумбию как своеобразную «серую зону».

Просто поразительно. Те, кто против них сражался раньше, теперь же сами выступали в качестве инструмента для дальнейшего приумножения богатств своих старых врагов. И всё, на что они оказались способны, несмотря на вопли и крики об «ужасной Конфедерации»… это кричать и вопить, попутно выпрашивая подачки у других государств на борьбу с рабством и угнетением своих южных соседей.

Фарс в его первосортном и пропитанном иронией проявлении.

— Хорошо, — сказал я, возвращаясь к разговору. — Допустим, они считаются независимым государством. Но разве Харроу позволили бы вывести его активы?

— А он никого и не спрашивал, — фыркнул Молотов. — Видишь ли, Александр, ты сильно недооцениваешь всю полноту власти и чувства собственничества, которым обладают землевладельцы в Конфедерации. То, что принадлежит им, — принадлежит им. Точка. Без вариантов и двойных толкований. Он может делать со своим имуществом, неважно, живым или нет, всё, что захочет. Потому он передал холдинговой компании в Новой Колумбии значительную часть своего капитала и землю, формально продав их фирме, где конечным бенефициаром являлась Анна. Разумеется, что среди колумбийцев такого возмущения по отношению к заморскому происхождению Анны никто не испытывал, так что провернуть это было легко. Более того, Анна даже консультировалась со мной — хотела, чтобы всё, что они сделали, было достаточно прочным, чтобы впоследствии она могла доказать свои права, если с Эдвардом что-то случится.

Молотов замолчал и поджал губы.

— И вот в этом кроется наша проблема. Я не успел довести всё до конца. Эдвард умер раньше, чем успел оформить публичное завещание. Теперь всё, что у нас есть, — это документы фирмы, несколько налоговых следов и деловая переписка. Этого может хватить. А может и нет.

— Всё будет зависеть от того, как всё это будет подано, — произнес я, и он удовлетворенно кивнул.

— Верно.

— А семья Харроу? Они в курсе этого?

— К сожалению, скорее всего, они догадываются об этом. Для них Анна — это препятствие на пути к получению полного контроля над семейными активами. Так что они сделают всё, что потребуется, чтобы лишить её официального статуса. Что думаешь? — спросил он с улыбкой, словно я участвовал в какой-то викторине. Ответил я не сразу. Пришлось потратить минуту, чтобы всё обдумать.

— Нам не надо доказывать, что у неё есть права, — медленно проговорил я. — Нам нужно доказать, что эти права уже признаны их системой. Просто они не хотят в этом признаться.

Этот мой ответ заставил Молотова улыбнуться ещё шире.

— Видишь? Я же говорил, что не зря пригласил тебя с собой. Для тебя эта поездка станет прекрасной возможностью проявить себя.

Эх, ваши бы слова да богу в уши.

Я откинулся на спинку кресла и принялся обдумывать это дело под тихий и мерный гул двигателей самолета, что нёс над океаном. Будет не просто, но… Будет чертовски интересно. Этого я отнять не могу.

Шесть с половиной часов спустя наш самолёт без проблем приземлился в аэропорту Хелены, столицы штата Монтана. Мягко коснувшись полосы, он замедлился. Следуя чётким командам диспетчера, пилот умело направил крылатую машину по рулёжной дорожке в сторону терминала.

А я в это время прилип к иллюминатору. В «прошлом» мне доводилось бывать в США. Правда, Монтану я не посещал, но всё равно было дьявольски интересно, насколько это место будет отличатся от того, что имелось у меня в воспоминаниях. Отличалось не очень, как оказалось. Этот аэропорт ничем особо не выделялся на фоне того, из которого мы вылетели. Разве что был меньше и вместо трёх посадочных полос имел всего одну, но весьма крупную. А так всё плюс-минус точно такое же. Крупный терминал с пришвартованными рядом с ними большими и не очень самолетами, технические ангары и служебный персонал, который раскатывал по дорожкам и лётному полю на небольших тракторах и убирал падающий с неба снег в стороны.

— Пойдём, Александр, — сказал Молотов, расстегивая ремни безопасности и поднимаясь на ноги.

Заставлять себя ждать я не стал, а потому последовал за ним. Как раз доставал свой портфель из специальной ниши в конце салона, когда почувствовал вспышку раздражения и удивления позади себя. Обернувшись, заметил, что Молотов напряженно смотрит в иллюминатор.

— Что там?

— Проблемы, очевидно, — спокойно произнёс он таким тоном, будто ничего не случилось.

Сделав пару шагов, я сам глянул в иллюминатор.

Вячеслав говорил, что после посадки нас будет ждать машина. Если не ошибаюсь, то нас должна встретить адвокат Анны, которая сейчас занималась этим делом, но, очевидно, со своей задачей не справлялась.

Сейчас же вместо ждущего нас автомобиля я увидел, как в нашу сторону двигались аж сразу три машины. Крупный белый седан и две машины с мигалками на крыше.

— Проблемы? — уточнил я.

— Скорее всего. — Впервые за долгое время на лице Молотова проявились какие-то эмоции отличные от привычного мне спокойствия. Он поморщился и покачал головой. — Не ожидал, что они узнают о моём прилёте. Не так скоро, по крайней мере.