— Доброе утро, ваше сиятельство, — когда перед нами открылась дверь, улыбнулся я. — Простите за ранний визит. У меня к вам есть несколько неотложных вопросов. Мы войдём?

Первый круг Тверской аномальной зоны

зона ответственности рода Разумовских

поселок Себыкино

Главный артефактор рода Разумовских Илья Петрович Большаков и глава поселка Себыкино Олег Дмитриевич Пескарев сидели в летней беседке, что была установлена во дворе экспериментального производства и пили чай.

Вообще-то, это была курилка, но ни один, ни другой не курили, а немногочисленные курильщики, выглядывавшие на улицу, не рисковали нарушить уединение двух управленцев.

— Хороший у вас мед, Олег Дмитриевич, — зачерпывая ложкой тягучую янтарную субстанцию и отправляя её в рот, довольно зажмурился Большаков. — Когда вы все успеваете? И за поселком присматривать и собственную пасеку держать?

— Жить захочешь — не так раскорячишься, — усмехнулся в усы глава Себыкино. — Последние пять лет, ой какие сложные были. А пчелки мне и моей семье позволили здесь остаться и с голоду не помереть.

— Всё было действительно так серьезно? — тут же нахмурился Большаков.

— Ну… Может я немного преувеличиваю, но совсем немного, — усмехнулся Пескарев. — Ратай-то наш и его ребята тварюшек с аномалии таскали, тем и жили. Все на пропитание оставалось, да боеприпасы покупали и технику обслуживали. Сложно это было, зато остались самые преданные. Да и князь наш молодец. Добро помнит. Слыханное ли дело, он всем тем, кто роду верен остался и его дождался — личные банковские счета открыл. Это помимо зарплат. Так что я, Илья Петрович и детки мои могут уже до конца жизни не работать — денег хватит. А пчелки — прикипел я к ним уже, да и прав ты — мёд что надо получается.

Прямо сейчас посёлок Себыкино представлял собой уникальное слияние имперской дисциплины, магии и индустриального прогресса. В последнее время, силами Большакова и «сарафанного радио» сюда стекались магически одарённые специалисты — не только ради денег (при том, что оплата была весьма щедра), но и ради доступа к редчайшим материалам: минералам, флоре и фауне аномальной зоны. Посёлок стоял фактически на фронтире между обжитой человеческой территорией и искажённой реальностью аномалии, и потому сам порой вел себя, как живое существо — с шорохами в трубах, неработающими часами и тенями, двигающимися вопреки свету.

Сердцем поселка сейчас являлся Цех № 3, названный просто по старой нумерации хозяйства Разумовских, в котором как раз и располагается «хозяйство» Большакова. Поблизости от него — остальные перерабатывающие цеха, в которых идет переработка большинства ингредиентов из аномалии для дальнейшего использования, или же продажи. Это уже вотчина Пескарева и его многочисленных специалистов.

Местные производственники — все поголовно не кабинетные учёные, а потёртые, мрачные и циничные профессионалы, большинство из которы имели за плечами «странное» прошлое. У многих татуировки с охранными рунами, отсутствующие части тел, и вместо дипломов — шрамы на теле, полученные в результате сложных опытов или же производственных травм. Говоря грубо, все работали чётко, и только в закусочной «Ромашка» позволяли себе отпустить пар. Там по вечерам шумно, но безопасно, ведь гвардия Разумовских не только охраняет производство, но и следит за порядком на территории поселка.

Фактически, Себыкино сейчас — это место, где магия и аномальные твари — не чудо, а ремесло, и где каждый новый день происходит борьба за контроль над тем, что по своей природе не поддаётся контролю.

И в этом непосредственная заслуга этих двоих пожилых людей, что сейчас мило чаевничали в беседке.

— Да, князь у нас уникальный, — подтвердил артефактор, зачерпывая еще меда. — Я тебе так скажу, Дмитрич. Я, к своему шестому десятку ни дня не пропустил, всё время работал, изучал, экспериментировал. Два института закончил и две академии. И вот, что я тебе скажу. Ярослав Константинович в свои неполные восемнадцать лет меня за пояс заткнет по таким вещам, которые вообще в этом мире никто не знает! Верно тебе говорю, я-то в этом разбираюсь… Ты чего?

Большаков смотрел на своего собеседника и приятеля, а тот «завис», держа кружку с чаем на полпути ко рту.

— Память моя дырявая! — «отмерз» Пескарев и второй рукой хлопнул себя по лбу. — У князя же день рождения через три дня! Восемнадцать годков-то стукнет! Это что же… Это как же… Нужно Анастасии Константиновне звонить, согласовывать. Гулять будем, Петрович! Как надо гулять! — Пескарев хлопнул товарища по плечу, но тут же погрустнел. — Если время у его светлости найдется. А то он всё в делах и заботах.

— Значит надо сделать так, чтобы он смог! — решительно взмахнул рукой Большаков. — То, что он делает для всех нас, для Империи — это достойно благодарности! Хотя бы такой! Что планируешь делать?

— Ратаю позвоню, заказ сделаю. Кое-что надо из аномалии для стола принести. А лучше Сашка озадачу! Его оборванцы что нужно притащат. Закатят пир на весь мир. Вот только что дарить-то будем? — снова погрустнел возбужденный глава.

— Не знаю, как ты, — теперь уж глаза загорелись у артефактора. — А у меня есть, чем порадовать князя. Три дня… Три дня… — задумчиво проговорил он. — Времени в обрез, но мы успеем.