Не могу примерно описать, какого это видеть, как человек, признающийся к тебе в любви, сейчас прячется от тебя за того, кто довёл её до такого состояния, испуганно хлопает глазами и обвиняет во всех смертных грехах. Ещё хуже то, что эти грехи за мной имеются, и оправдаться я не могу. Ну не пиздец ли?

— Мэри, просто послушай, — пытался я как-то сгладить обстановку. — Ты можешь хоть как-то объяснить, с чего вдруг ты здесь? Почему проснулась на кровати, а вокруг тебя хлопотали служанки?

— Ты обманул меня! Ты поставил её! Поставил печать, хотя клялся, что не сделаешь этого! — она смотрела на меня с той самой детской обидой, с которой смотрела в прошлый раз. Мне… больно.

— Окей, но ты же без рабской печати сейчас, не так ли?

— Ну… да, — неуверенно ответила она.

— И ты сейчас не в лесу, так? — кажется, у нас намечается просветление.

— Ну… это тоже верно…

— Это всё потому, что ты не помнишь части произошедшего.

Её глаза округлились, и я понял, что она восприняла мои слова совершенно иначе.

— Ты… Ты со мной делал ужасные вещи, что я даже потеряла сознание и память!? — Мэри перепугано полезла рукой проверять, чиста ли она или нет. Но видимо поняв, что ещё чиста, полезла щупать уже другое место. — Что ты со мной делал!?

Да ёб твою бабушку, пиздец приехали, слов нет, я могу только петь. Я даже не представляю, как ей сейчас донести информацию. Хуже то, что она прячется за той, кто как раз-таки сделал самое страшное с ней. Я даже не представляю, как она преодолевает ауру Клирии.

— То есть, меня ты боишься, а её нет? — тыкнул я пальцем в Клирию.

— Да, она страшная и жуткая, но в отличие от тебя мне ничего плохого не делала!

…

Без комментариев.

Если учесть, кто причина твоего состояния, то я просто не могу ничего сказать. Хочется залезть на стену, притвориться тараканом и заугукать, настолько это бредово выглядит.

Клирия же вела себя невозмутимо, словно ничего не происходило и мне очень сильно захотелось разок другой двинуть ей промеж глаз. Хотелось увидеть хоть какое-то выражение на её морде, хотя бы смущение или ту же неловкость. Но она была такой же невозмутимой, как и всегда.

— Ясно, понятно, — вздохнул я, после чего кивнул Клирии на дверь.

Было бессмысленно Мэри что-то объяснять, пока она не успокоиться. Позже, когда она немного привыкнет ко мне, когда привыкнет к этому месту, я смогу ей всё объяснить. И быть может она даже поверит, но…

Это не вернёт отношений.

Да, я лично Мэри говорил, да и себе тоже, что не хочу портить собой её жизнь. И я не был взаимно влюблён в неё также, как она в меня, но всё равно испытывал к ней симпатию и тёплые чувства. Может в будущем моё дружеское и тёплое отношение к ней переросло бы в нечто большее…

А, ладно… уже поздно. Ничего не изменишь, так что нечего ковырять душу. Как её влюблённость, так и наши просто дружеские отношения канули в лету. Теперь я для неё просто ублюдок, что нарушил клятву и поставил печать на шею. Просто несколько печально понимать, что ты потерял хорошее, даже особенное отношение к себе.

— Скажи мне, Клирия, как получилось, что ты оказалась её лучшей подружкой? — спросил я, подавляя желание сорвать свою злость и неприятную опустошённость ударом локтя ей в хлебальник.

— Я здесь не при чём, Мэйн, — спокойно ответила она. — Возможно сказалось то, что я была одной из первых, кого она увидела. К тому же, я не её лучшая подружка. Она просто спряталась за мной от вас, но не более.

— Окей, тогда приказываю, скажи мне правду. Как она очнулась и о чём вы говорили, пока меня не было. Прямым текстом то, что произошло и от чего у неё такое отношение к тебе. Без всяких увиливаний, недоговариваний и утаиваний. Без всяких обходников и прочей хрени.

— Я клянусь вам, Мэйн, что я говорю правду. Мне сообщили, что она очнулась, когда я была в кабинете Элизианы и занималась бумагами. Когда я зашла, она уже пришла в себя и над ней стояла Рубека. Она естественно не могла той ничего объяснить, поэтому постаралась всё объяснить я. Объяснить то, где она сейчас и что ей ничего не угрожает. Она испугалась меня и забилась в угол кровати, но всё же выслушала. Но она сразу вспомнила вас. Причём воспоминание о вас было последним у неё, и оно было… не самым лучшим, поэтому я ничего ей больше не говорила. Решила оставить её до вашего приезда и к ней заходили только служанки Ависия, Сиианли и Рубека. Они по очереди дежурили и могут подтвердить, что я ни разу не заходила к ней в комнату. Я клянусь, что с момента её пробуждения всё так и было. И я ей ничего не сказала.

Она смотрела мне в глаза. Сейчас они были спокойны, просто очень тёмно-красные. Без того пламени, что играет в ней иногда. Обманывает? Но я вроде всё правильно приказал: не скрывать, не пытаться юлить, не пытаться обманывать.

Да и зная Мэри, скажу, что такая реакция была вполне закономерна, учитывая то, как с ней я тогда обошёлся. И Богиня Безумия предупредила меня, что она может потерять часть воспоминаний. Жаль, что они потерялись ровно с того момента, как я так поступил. Если только сама Богиня не решила мне нагадить, но тут… смысл?