– Я тяжелодум, - впоследствии признавался Бурденко.
– В этом мой заметный и существенный недостаток, но в этом же притаилось, пожалуй, и мое достоинство: один раз и как следует усвоив что-нибудь, я удерживаю это с необычайной крепостью. Очень легко, например, мне давалась анатомия. На нее я затратил лучшие часы и дни. Да что там часы и дни - лучшие годы моей жизни. И все-таки...

Это присловье "и все-таки" часто повторялось в речи Бурденко. И за этим присловьем чувствовалось что-то недоговоренное, недоделанное, что-то такое, что постоянно тревожит его.

До самой смерти он сохранил привычку, выработанную, должно быть, еще с юности, - подводить как бы итог каждому протекшему дню и готовиться к тому, что наступит завтра, послезавтра или "когда-нибудь".

– Всегда неплохо забежать, заглянуть вперед, угадать, что будет. Тогда наверняка не отстанешь, - говорил он.

По курсовому расписанию еще не было закончено изучение костей скелета, а Бурденко, чтобы лучше запомнить, уже срисовывал из учебника мышцы, делал свои пометки и записи, не подозревая, какие неприятности ожидают его с этими - будь они неладны - мышцами.

А неприятности уже придвинулись вплотную.

Вступительная лекция и все последующие о мышечной системе были назначены в том самом двухэтажном здании, о котором так много всякого наслушался Бурденко. Кое-кто из первокурсников уже побывал не однажды там. А Бурденко пошел туда впервые только на лекцию о мышцах.

И как будто ничего особенного. Вошли в просторное помещение, разделись в гардеробной и поднялись на второй этаж. И тут на двух больших мраморных и обитых цинком столах Бурденко увидел две обнаженные, должно быть восковые, фигуры. Одна из них была женская, Бурденко почему-то в первое мгновение задержал взгляд на ее ступнях. Они почему-то показались ему синеватыми. И только всего.

Все студенты прошли мимо этих фигур в глубину помещения, где стояли полукругом скамьи и профессорская кафедра. На кафедру поднимался профессор.

Бурденко узнал еще издали Эраста Гавриловича Салищева, к которому уже питал симпатию.

– Чуть поживее рассаживайтесь, коллеги, - говорил профессор.
– Нам предстоит сегодня впервые, я надеюсь, интересное занятие.

Нет, не профессором мечтал стать в те годы Бурденко, а только ассистентом профессора Салищева. Ему нравилось все в этом человеке: и удивительно доброе лицо, и манера говорить, будто он не лекцию читает, а рассказывает о чем-то, что узнал, услышал сам только что и что его самого поражает.

– Очень хорошо, - сказал профессор в середине лекции, - что вам, коллеги, предстоит счастливая возможность поработать с трупами. Ничто так не укрепляет знаний - сужу по себе, - как практическая работа с трупом.

"А где же трупы?" - опасливо подумал Бурденко. И только сейчас сообразил, что это были не восковые фигуры, мимо которых он проходил.

Позднее он видел, как рассекались подобные "фигуры", как извлекались мышцы для демонстрации студентам. И каждый студент мог - и должен был подержать перед собой мышцу, уложенную на узком и продолговатом деревянном блюде с двумя ручками.

Бурденко думал, что ему сделается "нехорошо", если он возьмет в руки такое блюдо. Но ничего с ним не случилось. Он мгновение подержал его и передал соседу. И видел, как сосед стал рукой прощупывать мышцу и что-то с усмешкой говорил студенту, сидевшему с другой стороны.

Бурденко сидел как окаменевший. И, чуть содрогаясь, думал: неужели "такое" будет каждый день?

Однако назавтра многое повторялось, но он уже не чувствовал себя окаменевшим.

Наконец надо было приступить к самостоятельным занятиям.

Некоторые студенты тут же после очередной лекции и приступили, взялись, так сказать, использовать эту "счастливую возможность поработать с трупами", как сказал профессор Салищев.

А Бурденко был счастлив, что его не оставили для этих занятий, - пошел в общежитие.

По дороге он должен был, по обыкновению, зайти пообедать в студенческой столовой. Отличный гороховый суп на ветчинных костях, гречневая каша с салом или жареная картошка, а то и котлеты или замечательные сосиски с тушеной капустой. Но на этот раз ему есть не хотелось.

Только поздно вечером Он выпил чаю с калачом.

В это же время его позвали на репетицию. Всем понравилось, как он "по-своему" трактовал роль свахи Феклы Ивановны. Хохотали даже участники спектакля. Только режиссер заметил:

– Мне кажется, вы слегка утрируете. Чуть-чуть больше реализма, коллега. Но, на мой взгляд, у вас серьезные способности.

– В крайнем случае, если из вас не получится медик, сможете свободно пойти в артисты, - сказал похожий на дьячка, тоже бывший семинарист, игравший Подколесина.