— Опять ты обманываешь самого себя. Ты здесь совсем для другого. Ты сам хочешь подстроить природу под себя.

— Я…

Я не знаю, что ответить. Волк прав, у меня совсем иные цели. Возможно, даже более глобальные чем те, что мы тут преследуем. Роже… Та сука, затянутая в кровавый доспех… Моя маска…

— Я хочу приручить природу.

— Управлять?

— Нет. Приручить.

Глухой топот, донёсшийся за спиной, вырвал меня из размышлений.

— Инга, — запах табака ударил в нос, как только Борис поравнялся со мной, — вы нагнали выродка?

— Нагнали.

— А где тело?

Борис кинулся оглядывать полянку. Нашёл куча следов. Даже нашёл то место, где волк прижимал поросёнка к земле.

— Вы его убили?

— Да. Альфа сломал ему шею, а потом выкинул тело в кусты.

— Это хорошо. Чуму мы не еще не победили, но её распространение явно замедлили. Это был славный бой!

Он подходит ко мне, хлопает по плечу. Улыбается так, как будто ничего и не было, как будто его меч и не смотрел мне в живот. Сложный дядя. От таких можно ожидать чего угодно. И тем более, больше не держать за своей спиной.

Запах жареного мяса густым маслом затекает мне в лёгкие. Никто не кашляет. Выстроившись кольцом вокруг огромного кострища, мы наблюдали за языками пламени, выплясывающие различные танцы на телах наших павших товарищей.

После боя Борис распорядился собрать тела поверженных воинов в кучу.

Раскалённый жир громко шипит и брызгает во все стороны.

Мы набрали сухих веток. Скинули их в одну кучу и подожгли. Тела бойцов закидывали как есть. Не раздевая. Закидывали друг на друга, не соблюдая никаких ритуалов. На всякие фамильярности у нас нет времени, сказал тогда Борис. Мы вспомним каждого, когда вернёмся домой и поднимем бокалы за нашу победу. Мы перечислим всех поимённо. Особенно салаг, если вспомним.

Разорванные тела волков оставили природе. Как всегда — на съедение червям. Оставили домики для паразитов. Уютные, чуть тёплые, для комфортного продолжения рода.

Если всю жизнь волосы мыть только водой — во время горения они пахнут не так, как волосы, которые мыли всю жизнь шампунем. Они не воняют, не испускают удушливой вони. Волосы, что не видели за всю жизнь ни капли химии пахнут едой.

Мы не стали дожидаться, пока огромный костёр превратиться в куче пепла с костями и черепами. Напившись воды, мы двинули дальше, к подножью горы. Шли до ночи, без происшествий. Но я ощущал постоянный дискомфорт. От белого волка постоянно исходили сигналы опасности. И на следующий день они стали только сильнее.

Это было невыносимо. Каждую секунду я ожидал нападения из-за любого дерева. Каждая волна опасности, пущенная белым волком во все стороны, обрушивалась на моё сознание тяжким грузом.

Я никак не могу отвлечься.

Я не могу расслабиться.

Это как сидеть возле умирающего человека. Его конец неизбежен. С каждой минутой он всё дальше и дальше от нашего мира. Вот-вот он испустит дух. Вот-вот и всё закончится, закончатся мучения. Но они никак не заканчиваются. Напряжение только увеличивается, продолжая мучить вас.

А потом происходит страшное. Ты и готов, и не готов. Ты так и не смирился. Ты обманывал себя всё это время. Встреча с «Труперсами» неизбежна. Осознание столь очевидного факта душило меня изо всех сил. Чем глубже в лес, тем тяжелее чувства неизбежной встречи.

Горы всё ближе. Ближе и смерть. Альфа так и сказал мне:

— Смерть совсем близко. Там, впереди нас ждут люди. Их души мертвы, тела холодны, но они всё равно живы.

— Что ты имеешь ввиду?

— Скоро всё сам поймёшь.

Сам? Я поймал себя на мысли гендерного самоопределения.

Живые мертвецы.

Женский мужчина.

Худая корова.

Проведя в лесу три ночи к ряду мы неоднократно встречали порождения «Труперсов». Видели гнилых кроликов, питающихся травкой. Видели лисиц, проносящихся сквозь деревья с бешеной скоростью. Волки быстро их нагоняли и убивали на месте, ломая шеи. Волчьи зубы не могли проломить толстую броню из гноя, но шейные позвонки ломали на раз-два.

Был ли смысл в этих убийствах? Я не знаю. Но Борис мне сказал, что есть. Да-да-да, опять эти слава про очищения леса, про чуму, расползающуюся по нашей земле. А потом стрела Осси пронзила прямо в глаз огромного оленя, чесавшего свои рога о высокое дерево. Никакой агрессии не было в нашу сторону. Он просто чесал свои рога.

Вынимая стрелу, Осси смотрит на меня. Она прекрасно понимает, что мне это не нравится. И чтобы хоть как-то себя оправдать, она говорит:

— Этот лось — чума!

Она говорит словами Бориса. Куда не глянь, кого не спроси, — все ответят тебе словами Бориса.

— Тогда и Пич чума… — говорю я своими словами.

— Пича мы сотворили своими руками, — Борис сменяет Осси в нарастающем споре. — Этой псиной ты можешь управлять. И поверь мне, как только я увижу, что он больше нам не подчиняется, — он вынимает меч из ножен и начинает тыкать кончиком точно моему псу в морду, — в туже секунду я прикончу его. А пока, — он отводит меч в сторону, смотрит на меня с улыбкой, — он наш ручной пёс. Ручной!