"Некрасивый поступок для коммуниста, - сказал Капоров.
– Очень некрасивый".

Тишков стал было ему возражать. Но Капоров, очень нервный мужчина, никого не мог долго слушать. Он только погрозился, что в случае повторения подобных фактов Тишков будет строго наказан по партийной линии за подрыв руководства колхоза. И сейчас же уехал на своем "газике", так и не выяснив, в каком состоянии находится колхоз Желтые Ручьи.

Тишков на этом, однако, не остановился. Он ездил к Капорову в райком, но никак не мог к нему попасть и пошел в райисполком - вот к Сергею Варфоломеевичу.

"Правильно, - вспомнил про себя Сергей Варфоломеевич, - было давно, наверно, с год назад что-то такое. Был у меня еще тогда Тишков. Я готовился как раз, кажется, к пленуму. Он чего-то такое кричал. Значит, я его давно знаю. А Федька Бескудников, это точно, пьянчужка".

И все-таки Сергей Варфоломеевич возмущался сейчас не Бескудниковым и не Тишковым, хотя он много лишнего рассказывает, а Перекресовым.

"Неправильно ведет себя Перекресов, совершенно неправильно. Даже странно для секретаря обкома. Ему бы надо было потребовать у председателя колхоза документы, допустим, тот же план, просмотреть его, потом проверить в крайнем случае на фактах. Можно даже было собрать колхозников, поговорить с ними, дать указания, напомнить задачи. Люди любят послушать руководителя. А Перекресов вроде как пошел на поводу у этого Тишкова. Для чего-то согласился смотреть свиней. Что, он их никогда не видел, что ли? И хоть бы раз он перебил Тишкова. Слушает все сплетни. А ведь известно, нужно выбирать главное даже в разговоре. Надо хотя бы задавать вопросы. А Перекресов молчит".

Сергею Варфоломеевичу опять хотелось есть. У него даже чуть кружилась голова, может, от голода или от вчерашнего - ведь выспаться так и не удалось. И он уже совсем невнимательно слушал Тишкова. Хотя Тишков еще раза два кольнул Сергея Варфоломеевича.

Тишков снова за что-то хвалил Григория Назаровича, превозносил его агрономические способности и, похоже, противопоставлял агронома всему районному руководству. Ну, это-то уж явный перекос и глупость.

Наконец Тишков рассказал, как снимали Бескудникова и выбирали его, Тишкова. Ему, видно, не с кем раньше было поговорить обо всем этом. Некому было это все рассказать. И вот он обрадовался, что нашлись слушатели.

– Ну, а теперь прошу поглядеть наше хозяйство, - сказал Тишков и обвел вокруг своей суковатой палкой, когда они вступили на узенький мостик через ту же Кудинку, которая здесь, на землях колхоза, делает излучину.

10

У Сергея Варфоломеевича вспотели ноги. И это было самое неприятное. Все-таки нельзя столько ходить по такой жаре в сапогах. Надо было бы туфли с дырочками надеть. Что, в самом деле, обуться разве не во что? Но кто же знал, что придется так долго ходить!

"Этот черт безногий Тишков, - сердился Сергей Варфоломеевич, - будто нарочно решил уморить и секретаря обкома, и председателя райисполкома. А ему самому ничего не делается. Или на протезе ему легче ходить? Он ведь сам сказал, что у него не свои ноги. Не своих-то ног не жалко!"

Тишков повел гостей сперва на колхозные огороды. Потом провел зачем-то по некоторым приусадебным участкам. Показал, где уже строятся из бурого камня коровник и конюшня. "Все-таки, глядите, я добился своего! радовался он.
– Свой строительный матерьял!" И уже затем вывел гостей на поля, где в первую очередь, по новому заведению, будет разведена кукуруза, а также увеличены посевы пшеницы, ржи и овса.

Особо гордился Тишков так называемым Темным Углом, где нынче колхозники выкорчевали весь ненужный кустарник, освободив для посевов большое пространство.

– Тут у нас вроде как свой Казахстан, - смеялся он, хотя ничего смешного, по мнению Сергея Варфоломеевича, не было.
– Глядите, какая целина! А ведь никто не верил, что освоим. Освоили.

И Тишков повел гостей вокруг Темного Угла, уже вспаханного и готового принять семена.

– Земля-то какая, масло!
– наклонялся он над черными комьями и брал в руки.
– Хоть сию минуту на хлеб намазывай.

А у Сергея Варфоломеевича просто отваливались ноги.

– Коровок я сейчас вам не покажу. Не имею возможности, - сожалел Тишков.
– Они у нас далеко, на выгоне. К вечеру только прибудут.

"Ну и слава богу!" - вздохнул про себя Сергей Варфоломеевич.

– А вот чушки тут. Сейчас мы вам покажем чушек.

О чушках Тишков упоминал несколько раз, водя гостей по полям. Чушки, можно было подумать, главный предмет его гордости.

"Уж показал бы ты их скорее, и ну тебя к дьяволу, - раздраженно думал Сергей Варфоломеевич, тяжело дыша и искоса поглядывая на Перекресова. Неужели он не устал, Перекресов? Неужели это, все ему интересно? Хотя, кто его знает, может, это все ему в новинку. Книг-то, брошюр разных по сельскому хозяйству он начитался, а в натуре, наверно, мало что видел. Вот и восполняет пробел в образовании. А я для чего тут болтаюсь?"

Хозяйство Тишкова не произвело сильного впечатления на Сергея Варфоломеевича. "Конечно, - думал он, желая быть справедливым, достижения тут кое-какие есть. Тишков, должно быть, мужик с головой, хотя и наговаривает лишнее. Но кто видел хозяйство в том же "Авангарде", того этими показами не удивишь. В районном масштабе это семечки. Что бы о нас ни думали в обкоме, мы тоже, слава богу, не дураки. Если б Желтые Ручьи представляли районный интерес, мы бы сами давно ими занялись. Никитин что-то сюда не торопится. Он тоже вокруг передовых колхозов хлопочет. Там решаются главные успехи. А чушек разных мы видали... Не в них дело. И где они у него, эти чертовы чушки? Уж показывал бы скорее, да хоть бы присесть. Ноги прямо не идут. Мочи никакой нет".