– Если наши враги попытаются использовать свои излучатели смертельных лучей против наших союзников-езмлян, когда мы нападём, эти инструменты, сделанные в основном из металла, будут быстро приведены в негодность нашими распыляющими лучами. И, если они попытаются забаррикадироваться, спасаясь от нападения, мы сможем разрушить их оборону быстрее, чем они успеют ее создать. А в ближнем бою езмляне с их острыми мечами, имея численное превосходство…

– Значит, это абсолютное истребление? – Лан Апо пришел в ужас, потому что уловил мысли Хула Джока и Рона Ти. – Когда вся их внешняя защита будет уничтожена, а их световые разрушающие лучи станут бессильны, эти отродья Лунариона, какими бы плохими они ни были, окажутся полностью отданы на милость своих рабов-езмлян, и чем обернется для них эта милость…

– Успокойся, малышка, – поддразнил его Хул Джок. – Помни, что это исчадия ада, на которые ты растрачиваешь свою жалость, всего лишь разумные животные – или, скорее, рептилии – они неестественны, порочны, склонны к отвратительному разврату, непригодны для выживания, для них нет места в приличной Вселенной! Однажды мы позволили выжить одному Лунариону. Ты, так же как и мы, теперь пожинаешь плоды этой колоссальной глупости. Ты, Лан Апо, хочешь, чтобы мы повторили нашу прошлую ошибку?

Юноша покраснел.

– Ты прав, – признал он. – Пусть будет так.

Конечно, это была война, безжалостная, даже свирепая, и мы знали, что не сможем допустить и мысли о пощаде. И все же, когда езмляне привели дюжину или больше пленников, как это случилось вскоре, мы не могли не испугаться того, что, как мы знали, неизбежно должно было последовать.

Эти пленники были удивительно странными на вид. Один из них был очень похож на принцессу Идарбал, только выше пояса был более массивным и явно мужеподобным. Двое из них ходили прямо, у них были большие роговые чешуйки по всему телу, удлиненные головы, чем-то напоминающие головы ящериц, за исключением того, что верхние челюсти поднимались, а нижние опускались, когда они открывали рот. И обе пары челюстей были снабжены длинными, белыми, похожими на шипы зубами. У того, кто стоял прямо, была голова птицы, клюв и все остальное, он был покрыт толстой кожей, на концах рук и ног у него были длинные, страшные когти – тьфу! Чудовища, все до единого; и все же, за исключением деталей, это были прекрасные примеры адского отродья, порожденного их лунарионскими предками. Для тех, кто желает больше узнать об этой ныне истребляемой расе якшасинов, есть труды, совсем недавно завершённые Виром Даксом, в которых он зашел дальше, чем это возможно в кратком повествовании такого рода.

– Я знаю, это звучит бессердечно, – мрачно сказал Хул Джок Вир Даксу. – Но ты знаешь тела, мозг, нервы, ткани, кости, мышцы и кровь так, как никто другой не может их знать. Итак! Я приказываю тебе тем Петлекрестом, которому мы все служим, что, если потребуется пытка, чтобы заставить их говорить…

Вир Дакс мстительно улыбнулся.

– Не извиняйся и не приказывай, – тихо сказал он. – Это доставит мне удовольствие, и я вовсе не брезглив. Я надеюсь, – добавил он решительно, – что они окажутся упрямыми! Позволь, Хул Джок, сначала допросить вот этого.

И он указал на одного невероятно огромного парня, большего, чем даже сам принц войны.

У выбранного пленника лицо было вовсе не звериное, но его выражение, хотя и свидетельствовало о высоком уровне интеллекта, также указывало на ужасающе жестокий нрав.

Хул Джок задавал пленнику вопрос за вопросом, а Мор Аг и Рон Ти переводили. Но все, что он мог сообщить, это то, что он был одним из Мудрецов, очевидно, воином-жрецом, и что он считал себя слишком мудрым, чтобы что-то нам рассказывать.

Вир Дакс голосом, буквально мурлыкавшим от радостного предвкушения, приказал всех их, крепко связанных, положить на пол пещеры. Хладнокровно, обдуманно, отломив короткий кусок от острого конца езмлянского меча, он проверил каждого на чувствительность к боли. Один из крокодилоголовых якшей оказался наименее чувствительным, и я увидел, как холодные глаза Вир Дакса многозначительно блеснули.

О том, что последовало за этим, никто из нас, венхесианцев, за исключением Вира Дакса, не любит вспоминать. И все же, прежде чем этот кошмар с головой крокодила умер, другие, наблюдавшие за его постепенно усиливающимися мучениями, прониклись самым жутким страхом перед этим тихим, холодноглазым, мягко улыбающимся, плавно двигающимся венхесианцем Виром Даксом – настолько сильным, что всякий раз, когда его взгляд устремлялся в сторону любого из них, пленник вздрагивал!

Очень обдуманно, как человек, стремящийся продлить удовольствие, Вир Дакс выбрал в качестве объекта номер два кожистое птицеподобное чудовище.

Его испуганные страдальческие вопли ничуть не помогли ему. Вир Дакс продолжал так, словно привык каждый день разделять на части все еще живых существ. Когда он закончил со вторым экземпляром и поднялся на ноги, даже езмляне, наблюдавшие за ним, попятились, избегая встречаться с ним взглядом, а мы, венхесианцы, содрогнулись от ужаса, не исключая Хула Джока.

И когда Вир Дакс склонился над этим Мудрым, поначалу бросившим нам вызов, холодный пот ужаса выступил на его обнаженном теле, и он закричал, охваченный паникой, как могла бы закричать какая-нибудь слабая женщина.

Он заговорил! Без всяких сомнений! Рассказал нам все, что нам нужно было знать. Он бы – если бы мы позволили – повернулся против своего собственного народа и сражался за нас, с радостью передал бы их, поодиночке или скопом, в наши безжалостные руки, если бы только, – хныкал он, – мы не позволили этому ужасному мучителю прикоснуться к нему!