Я не узнаю ничего. Совершенно незнакомое место, незнакомая женщина, и мне одного взгляда достаточно, чтобы понять, что и тело у меня другое. Может это виртуальная реальность или эксперимент? Боже, а если я умерла и мои глаза отдали на трансплантацию, или сердце?

Так бывает?

И снова в голове фраза акушерки о муже, что значит, бросил? Сознание ватное, начинаю о чём-то думать и тут же переключаюсь на ребёнка, счастье материнства перекрывает всё.

— Я уж понимаю, что у вас нет ни единой монеты заплатить за мою работу, но я бы взяла пару платьев для дочери, раз уж так у вас всё ужасно, госпожа, что дадите, то возьму. Уж с таким ремеслом повитухи я не брезгливая.

Мои глаза открылись шире, не поняла, у меня настолько всё плохо, что даже нечем заплатить за роды? Смотрю на свою изящную руку, и даже обручального кольца нет. Так меня вот настолько муж обокрал, даже украшения снял? Ничего себе уровень подлости — запредельный!

— А тут есть хоть кто-то, кто может мне объяснить, насколько всё плохо? — шепчу, прижимая малышку крепче.

— Так граф же! Он тут хозяин всего, от него ваш муж и сбежал, подлец, ой подлец, долгов наделал и сбёг, да не волнуйтесь, граф у нас суровый, но справедливый, на улицу небось не выкинет, с младенцем-то, — она снова говорит и говорит, переодела чистый передник и с деловым видом, открыла шкаф в углу комнаты и выбрала два платья, в счёт работы, даже не спрашивая, согласна ли я их отдать, свернула в валик и кинула в огромную корзину.

— На улицу? Меня могут выгнать? — простонала я.

— Ой, да за графом уж послали, сам, всё сам путь решает. Моё дело — роды принять, а в какой подворотне вам жить меня не касается! — повитуха решила не церемониться, раз я нищая, то, к чему лишние церемонии. А мне бы узнать, что вообще происходит.

Кажется, я начинаю понимать, почему после родов потеряла сознание эта несчастная Эйлин, ситуация у неё незавидная, ох, теперь это у меня ситуация незавидная!

Что вообще происходит и куда я попала? Ужасные мысли мигом отогнала малышка, она слегка дёрнула сосок, плюнула и причмокнула малюсеньким ротиком, а какой у неё миленький носик! Господи, какая она крошечная, вижу пальчики на ножках из-под одеяльца и прикрываю, чтобы она не замёрзла. Слезинка скатилась с моей щеки и упала на пелёнку, но это слёзы бешеной радости, я же только что мучилась, рожая её, а неожиданно ощущаю такие силы, что, наверное, и горы бы свернула ради дочери. Соня, София, ой я вспомнила, что всегда мечтала именно так назвать свою девочку. Надо же ничего не помню, а имя вспомнила.

Вроде надо паниковать из-за своего незавидного положения, а я счастлива:

— София! Мою девочку зовут София!

— Хорошее имя. Жаль, на кормилицу у вас средств нет, испортит она вам грудь.

— Что за глупости! А для чего грудь нужна? Ублажать этих кобелей…

По инерции из моего рта вырвалась странная фраза, и я вдруг вспомнила своё ужасное вчера, боже! Я же застала своего мужа Сергея в подсобке с Ксюхой, и она ему выговаривала, что беременная от него, а я бездетная и меня нужно послать куда подальше…

Картина прошлого всплывает как дурной сон и запутывает ещё больше. Из одной опы, я внезапно попала в другую. Ну круто, хоть бы понять, к чему силы приложить. Уж я такие испытания проходила, что и тут справлюсь, понять бы вообще, что происходит, ну хоть намекнули бы. Карту бы на стене повесили для приличия:

— Где я? Как это место называется, страна или что там, графство?

— Вы в поместье де Бриль, в графстве Горнберг, королевство Ровеннхольм, вы как новорождённая. Может позвать колдуна, он вам обряд проведёт, мозги-то и поправит. Видать, сильно тужилась, вот в голове-то узлом всё и завязалось, — ворчит старуха.

Она шутит или серьёзно, то за бредятина? Это уже не смешно.

Неожиданно вспоминаю, что после кормления малышку надо держать повыше головкой, поворачиваю её удобнее и не могу налюбоваться. Если этот бред — цена моего счастья материнства, то я очухаюсь и приспособлюсь, потому что ни за что на свете не готова расстаться с моей девочкой. А вот если признаюсь, что я никакая не Эйлин, то малышку могут отнять.

Софи уснула, повитуха уступила место другой женщине, моложавой и проворной. Она быстро переложила малышку в плетёную люльку и занялась мной. Сняла мокрую от пота и ещё бог знает от чего длинную рубаху, начала обтирать меня мокрой тканью, осторожно, но настойчиво.

— Я сама оденусь, а ты пока застели постель, пожалуйста, — говорю на незнакомом языке, очень красивая, певучая речь, только я такой никогда в жизни не слышала.

Новая сорочка очень красивая, с ворохом белых кружев, самых простых, но нарядных, постель готова, мне принесли молоко и кусок пирога с ягодой, похожей на малину. Есть надо хорошо, на фигуру плевать, главное моя детка.

— Подайте мне дочь!

— Вы бы отдыхали, госпожа, только что ж рожали! — прошептала служанка, но улыбнулась и подала ребёнка.

Я так и сижу, откинувшись на мягкие подушки, прислушиваясь к дыханию дочери, любуясь на неё.

— Какая ты красавица!

— На вас похожа! — улыбнулась женщина, а я даже не знаю, как её зовут и спросить боюсь, а то позовут колдуна, и он меня разоблачит. Только хотела что-то уклончиво спросить про имя отца малышки, как за дверью послышались вопли и тяжёлые шаги. Коня, что ли, в дом пустили.

Секунда и я увидела этого коня!

Огромный и невероятно сердитый мужик, ну скажем, не мужик, а довольно красивый мужчина, и не бедный, судя по виду. Но влетел он феерично! Под сдавленные возгласы двух слуг, умоляющих не входить, ибо тут госпожа…