Шрифт:
– Извини, Кэрол, кто ждет?
Кэрол повесила трубку.
– Что за?.. – Хелен вернулась к матери.
– Мам, я побегу – кто-то пришел, наверно, те, с кем я должна встретиться, – они торопливо попрощались.
У Хелен была секунда, чтобы обдумать эти два звонка. Если в гости пришли те, кого знал Линкольн, возможно, Кэт все-таки с ними, и тогда «прости» по телефону значило извинение за сильное опоздание.
Теперь уже не удастся поужинать вместе. Но почему знакомые брата просто взяли и нарисовались в «Красном сарае»? Они не знали Хелен, и Кэт на празднике сказала, что днем они работали.
По-прежнему пребывая в замешательстве и раздражении, Хелен вышла из комнаты. С лестницы был виден вестибюль первого этажа – он пустовал.
В гостиной, она же – столовая, тоже никого не оказалось; парадная дверь была открыта, но на крыльце – никого. Через нее в здание залетал влажный ветер и слабый запах навоза. Землю и воздух за крыльцом пронизывала холодная чернильная синева раннего вечера.
Хелен выглянула из дверей, но на площадке перед гостиницей стояла только ее же машина. Подойдя к стойке, Хелен позвонила:
– Кэрол? Где вы?
При встрече Кэрол показалась вежливой, во всяком случае, выразила вежливое отсутствие интереса, не желая заходить в разговоре дальше неловкой беседы о погоде. Хелен испытывала неудобство оттого, что незнакомка бесплатно приютила ее, и, забрав ключи, постаралась объяснить причину приезда и поблагодарила Кэрол за доброту.
Та поглядела на нее пустым, безразличным, а то и сердитым взглядом – и все. По-видимому, Кэрол не знала Кэт: возможно, она была не хорошей знакомой, а контактом журналистки, которой в редакции кто-то задолжал услугу? Хелен не знала. Чем больше времени она проводила в гостинице, тем непонятнее и невыносимее становилась ситуация с каждым часом.
– Кэрол, вы здесь? – позвала Хелен из-за стойки.
– Они пришли за тобой, – отозвался голос Кэрол из комнаты за стойкой, чуть сбоку от стола. Перегнувшись через него, Хелен повернулась на звук голоса:
– Простите, кто пришел?
Через открытую дверь она увидела кухню, где Кэрол готовила, повернувшись спиной ко входу, – Хелен узнала ее худые плечи, хрупкий, как у птички, силуэт и деловой узел густых седых волос.
– Кэрол, извините, здесь никого нет. Кэрол?
Кэрол повернулась. Теперь Хелен еще меньше понимала, зачем ее позвали вниз, и еще больше хотела, чтобы Кэрол так и стояла спиной – настолько пугающим оказался ее вид. Все лицо женщины, от морщинистого лба до такого же подбородка, было раскрашено в красный – кроваво-ярко-красный.
Может, она поранилась? Но разве люди, поранившись, ухмыляются, показывая огромные зубы между накрашенных алых губ? Особенно пугающе выглядел контраст красной кожи с седыми волосами и обычной одеждой – коричневыми брюками и блузкой в цветочек.
Шея женщины тоже оказалась красной – наверно, все ее тело под одеждой покрывала краска.
Хелен пыталась понять, имеет ли вид Кэрол отношение к празднику поблизости и красным людям, махавшим с платформы грузовика, но тут позади зазвучал топот босых ног. В холле появился кто-то еще.
Хелен развернулась и, увидев то, что вошло в открытую дверь «Красного сарая» (а может, пряталось в подвале?), застыла с отвисшей челюстью. Одна из красных тварей нарушила тишину и с визгом бросилась на молодую женщину, а она могла только схватиться за сердце, чтобы успокоить его.
20
Кэт закрыла глаза: тьма завертелась вокруг нее, но ей не удалось выдавить из себя в унитаз что-либо. После всего увиденного она уже несколько дней не рисковала употреблять ничего, кроме редких сухих тостов и крекеров безо всего.
На лестничной площадке ее поджидала женщина в платке, наблюдая через открытую дверь туалета. Теперь по всему крошечному дому, из комнаты в комнату, за Кэт следовала либо эта женщина, либо бородач. Они оккупировали все, что осталось от ее существования.
Бородач только что снова забрал у Кэт телефон, выхватив из руки после жалкой попытки позвонить Хелен.
Кэт не удалось следовать сценарию, изложенному ее незваными гостями для звонка в гостиницу. Она должна была сказать Хелен: «К тебе сейчас придут люди, знавшие твоего брата», но у Кэт не получилось, и гостям это очень не понравилось. Сквозь слезы она смогла произнести лишь одно слово: «Прости» – возможно, первое слово правды, сказанное с того момента, как Кэт попросила Хелен вернуться в Девон.
Во время этого короткого звонка, как и при остальных телефонных разговорах по их приказу, бородач держал Кэт за волосы, обдавая влажным гнусным дыханием ее щеки, а другой рукой приставлял к горлу кремниевый нож.
Но Кэт была искренней – до ужаса искренней. Ни одно «прости» в ее жизни не было настолько искренним, вместив в себя вину, раскаяние, ненависть к себе и страх, смешавшиеся в разъедающую кислоту. С тех пор как эти двое пришли к ней, Кэт испытывала такие чувства каждый день и ночь, каждую секунду, что проводила наяву. Она заманила Хелен Браун на смерть.