Шрифт:
— Я обдумывал, что меня туда привело, и как подобного избегать впредь. И пришёл к выводу…
Но рассказ о плодах своих раздумий мне пришлось отложить, так как мы уже подошли к крыльцу. На котором нас поджидала Ольга Пахомовна Сухарева, которая, увидев меня радостно улыбнулась и громко провозгласила:
— Ян, иди быстро руки мыть — и за стол! — после чего скроила немного виноватую физиономию, и добавила, обращаясь к дядьке, — ну и ты, пап, тоже…
Спорить мы не стали, и, помыв руки, пошли на открытую веранду, где уже стоял тот самый стол, уставленный тарелками, блюдами, судочками и прочими емкостями.
Там даже металлическое блюдо с подогревом было. На нём внушительной горкой были сложены обжаренные на открытом огне кусочки сочной свинины. И пахли они просто обалденно!
Мы все чинно разместились за столом, включая Ольгу и жену дядькину, Любаву Ильиничну.
Дядька на правах хозяина налил и себе и жене по маленькой. Нам же с Ольгой налили кваса, по причине того, что по возрасту было нам пока не положено было алкоголь употреблять.
Не знаю, как сестра на это смотрит, а мне, в общем-то не очень-то и хотелось, так как всё, мне полагающееся, я с избытком употребил ещё в прошлой своей жизни. И сейчас смотрел на рюмку совершенно равнодушно.
— Ну, за встречу! — провозгласил тост Пахом Михайлович, и мы все дисциплинированно пригубили — у кого что было налито…
Надо сказать, что в дядькиной семье отношение к приёму пищи было сродни тому, что исповедовал и я сам — во время еды надо отвлекаться по минимуму, а лучше вообще не отвлекаться — еда, это дело серьёзное.
Поэтому минут пятнадцать-двадцать мы сосредоточенно воздавали должное стряпне Любавы Ильиничны, не уставая её нахваливать. Всё было, действительно безумно вкусно.
Но вот закончилось и жареное мясо… Да, всё хорошее кончается, как это ни печально.
На столе появился пузатый самовар, плетёная корзинка с бубликами, печеньки, мёд, варенье… Ужин, как таковой, закончился. И пришло время десерта и деловых разговоров.
Как я того и ожидал, дядька продолжил свои расспросы:
— Ян, ты всё-таки расскажи-ка нам, что ты там надумал-то такого, что сестра твоя мне на полном серьёзе доказывает, что тебя подменили, — продолжил он тему, затронутую сразу после того, как я переступил порог этого дома.
— Понимаешь, Пахом Михайлович… — я решил частично раскрыть карты, поскольку, разговор-то всё-равно зайдёт о том, насколько круто я изменился, и избежать его не удастся, — случилось со мною странное.
— Так ты что-то от меня таки утаил, мелкий? — сестрёнка продолжала величать меня мелким, хотя, если начистоту, то я её уже довольно заметно по габаритам превосходил.
— Ну прости, прости… — я напустил на себя виноватый вид, чтобы пресечь дальнейшие наезды. Мол повинился я, а повинную голову, как известно, и меч не сечёт…
— Олька. хватит перебивать, — цыкнул на неё Пахом, после чего сказал уже мне, — продолжай.
— Вот, но прежде чем рассказывать о подробностях произошедшего, я вынужден просить вас о том, чтобы то, о чём я буду рассказывать, никуда более не ушло, — тут я скроил серьёзную физиономию и обвёл всех присутствующих пристальным взглядом.
Вроде как прочувствовали.
— Ну говори уже, не томи, — улыбнулся дядька, после чего веско обронил:
— Дальше стен этого дома ничего не уйдёт, — и, строго зыркнув на приёмную дочь, добавил, — это и тебя, егоза, касается.
— Да поняла я, — откликнулась Ольга, бросив на меня недовольный взгляд.
— Так вот… Как очнулся я в больничке-то, — сказал я загадочным таким тоном, — так и с превеликим удивлением обнаружил, что в голове моей появилось то, о чём я никогда не знал и не слышал ни от кого…
— Однако, — крякнул дядька, — и, что же это такое у тебя в мозгах твоих завелось? — смотрел он на меня с ярко выраженным беспокойством, и создалось у меня впечатление, что он уже лихорадочно соображает, как бы так санитаров позвать, чтобы я до их прибытия не убёг никуда.
— Наверное, я кое-что вам лучше продемонстрирую, — сказал я, и поднявшись со стула установил метрах в пяти от стола заранее примеченный мною чурбачок, который валялся неподалёку в траве, — потом вы и к словам моим серьёзнее отнесётесь.
— Что это ты удумал-то? — с некоторой опаской поинтересовался дядька.
— А вот смотри, Пахом Михайлович… — я вытянул по направлению к чурбачку, который сейчас выполнял функцию мишени, руку.
Всего мгновение, и сформировавшийся на кончиках моих пальцев невидимый комок очищенной ци рванулся к несчастной деревяшке.