У меня конкретно прихватило сердце. Я испугался. Я очень испугался! Зверушки… котики… собачки…

Чёрт, чёрт, чёрт! Они не заслужили! Их нельзя убивать!

Я не хочу, чтобы невинных зверушек усыпили из-за меня!

— Вот поэтому, Михаэль, ты и должен слушать взрослых, — вздохнул дед, — Ты умён не по годам, но ты всё ещё ребёнок без опыта.

Мне стало очень грустно о мысли об убитых из-за меня животинок.

— Евгения знаешь? — встаёт он с кресла, — В шубе такой.

— Знаю…

— Вставай, будем устранять последствия, — пошёл Вильгельм на выход, — Благо Евгений умеет в пропаганду и газлайтинг — он и нам, и Князеву режим помогал строить.

— Это можно исправить?! — я резво подскакиваю.

— Нужно ясно дать понять, что ты не наш, и просто случайно здесь оказался. И быстро — пока и на Германию обвинения не полетели, и… ну да, зверей не убили. А то плохо будет — лишние кошмары нам ни к чему.

— Х-хорошо! — я аж засиял, — Дед… а ты хороший дед! Я не буду строить бордель во дворце!

— А ты планировал?.., — покосился он.

— Ну…

И я уже было хотел ответить, как почувствовал, словно изнутри груди что-то ударило. Будто там завёлся паразит, пинающий мои лёгкие! Вильгельм заметил перемены в моём лице, и я сразу же поспешил объяснить.

— Это… из Эфира зовут, — хмурюсь, выдыхая от неприятного чувства, — Я на секунду. Что-то срочное видать.

Дед кивает, закрывает дверь обратно, и я сажусь в позу лотоса посреди кабинета.

Вхуж! Пролетаю целые миры, через пару секунд оказываясь в своём Тёмном Лесу. Оглядываюсь.

О, Ахерон! Он меня и звал, полагаю!

— Дед! — обрадовался я деду номер три, — Что-то срочное случилось?

И он поворачивается.

И я впервые вижу его злым.

— Михаэль! — гаркнул он, — Ты что наделал?!

— А?.. Ч-что?.., — не понимаю и, честно говоря, пугаюсь такому настрою всегда доброго старика.

— Ты недавно что-то делал? Как-то использовал эфир?!

— Да, я… я Йор призвал, — хмурюсь я, настороженно глядя на Ахерона, — А и… и меня недавно с неба скинули. Я совместил энергии и пальцами карабкался по воздуху. Замедлялся.

— Т-ты… ТЫ!.., — процедил он, — Сто сорок два эфирных плана были повреждены за двадцать секунд! Когда я услышал крики эфирных зверей, когда пошёл проверить в чём дело, знаешь чей Эфир я там увидел?!

Сердце снова пропускает удар.

— Мой… — прошептал я, опуская глаза.

— О чём ты думал, когда совмещал эти три силы?! О чём ты думал?! — он едва не срывался в крик, — Неужели ты не понимал, во что может вылиться твоя сила?! Неужели ты не отдаёшь отчёт, насколько ты опасен?!

Я поднимаю на него глаза

Было… снова грустно.

— Я просто выжить хотел, и всё…

И тут распахнутые от злости и негодования глаза Ахерона блеснули, а рот, готовый к крику, застыл. Старик опускает глаза. Его морщины разглаживаются.

Он поджимает губы, сжимает кулак, а затем протяжно выдыхает.

— Прости, Миша, — прошептал он, — Ты же правда не виноват. Надо было… сначала узнать причину, а потом кричать. Я не прав. Прости. Я просто… эх. Я просто испугался, что ошибся в тебе, и тоже частично в этом виноват.

Теперь уже протяжно выдыхаю и я.

Дерьмовый денёк.

— Что случилось-то? — спрашиваю, пытаясь как-то нарушить неуютную тишину.

— Из-за примеси эфира в той твоей силе, твои пальцы цеплялись именно за Эфирные Планы, — покачал он головой, — А ты помнишь, что твой Эфир делает с чужим?

— Сжирает.

— Ты оставил неизлечимые раны. И ничего хорошего для многих это не принесло, Миша.

— И что делать?..

— Зашивать, что. В срочном порядке буду учить тебя манипуляциям с чужими Планами, потому что… да ладно, что скрывать… — вздыхает он, — Даже мне с трудом даются манипуляции с твоим эфиром. Я свой План месяц лечил после пары твоих шагов.

— … прости…

— Да не извиняйся, ты не виноват, — качает он головой, — Но вот исправлять это недоразумение надо, и надо срочно! У тебя великая сила, Михаэль. А с ней и ответственность.

— Понимаю…

— Тогда садись, буду тебя учить как…

— Эм… тут такое дело… — я тыкал пальчик в пальчик, — Я тут… эм… ещё и в реальном мире слегка налажал…

Ахерон на меня неоднозначно покосился, будто я приставучий ребёнок, только что наделавший в штаны. А мне было даже не столько обидно, сколько… неловко.