Сделав небольшую паузу, начальник Генерального штаба заговорил необычно твердо, буквально печатая слова:

— В настоящий момент, товарищи, столкновения с немцами имеют очаговый характер. И везде, где враг противостоит нам — Стрыя, Брест, Львов — мы можем добиться паритета в силах или даже численного превосходства над врагом. Но, как только будет установлена единая линия фронта, превосходство германских войск в численности станет решающим; подпитка разбитыми польскими частями не решит проблему — и доверить им можно разве что второстепенные, наименее опасные участки фронта… Однако и это не вполне осуществимо! В настоящий момент лишь бригадный генерал Сикорский во Львове принял решение объединить силы с РККА и воевать против немцев вместе. Командиры других подразделений — в частности, 24-й и 25-й дивизий, уже плененные польские солдаты 26-й и 28-й дивизий — ссылаются на отсутствие полномочий и невозможность воевать заодно с нами без прямого приказа главнокомандующего вооруженными силами. А в силу того, что маршал Эдвард Рыдз-Смиглы покинул Польшу вместе с высшим командованием войска польского, этого приказа просто не будет…

Сталин лишь недовольно дернул щекой, но промолчал, соглашаясь с аргументами командарма. Между тем, тот продолжил после короткой паузы:

— В настоящий момент отступает к Ковелю польская оперативная группа «Полесье»,. Это боеспособное подразделение, отличившееся упорными боями с немцами в Бресте и Кобрине — но ее командир, бригадный генерал Францишек Клееберг требует срочно выступить на помощь осажденной Варшаве. Что для нас в настоящий момент просто неосуществимо! Однако в случае отказа генерал не видит возможностей для взаимодействия… Также остановлен и штурм Гродно 15-м танковым корпусом — но гарнизон наотрез отказывается переходить на нашу сторону и впустить 27-ю лтбр в город! Нет, товарищи — нам нужна мобилизация.

Последние слова Шапошникова словно бы остудили температуру в кабинете вождя на пару-тройку градусов. Мобилизация, конечно же нужна… Но даже для того, чтобы просто «нарастить» численность РККА, воюющих в составе Белорусского и Украинского фронтов до миллиона бойцов (то есть увеличить их вдвое!), требуются не только полмиллиона красноармейцев. Требуются командиры, артиллеристы, пулеметчики, танкисты, водители грузовых машин, тягачей… Их быстро не подготовить — пусть даже запасов оружия и техники на мобилизационных складах достаточно, чтобы вооружить такую прорву народа.

Первым, как ни странно, отозвался Кулик:

— Армия Жукова — крепкая боевая часть. Бойцы ее получили необходимый опыт, командарм… Крепкий у них командарм. Перебросим армию из Монголии — все равно ведь с японцами заключено перемирие?

Сталин оценил, что Григорий Иванович выделил Жукова, несмотря на личную неприязнь — но все же отрицательно покачал головой:

— Начало войны с Германией все меняет и на Дальнем Востоке. Но пока Жуков остается в Монголии во главе той самой боевой части, что нанесла японцам поражение на Халхин-Гол, горячие головы в правительстве Хирохито вряд ли смогут настоять на повторной атаке.

С последним аргументом согласились все присутствующие — благо, что Берия ознакомил вождя с последним донесением из Токио прямо перед совещанием… После непродолжительно молчания к Иосифу Виссарионовичу обратился Вячеслав Михайлович Молотов — предварительно прочистив севшее горло:

— Польское правительство эвакуировалось в Румынию. И если мы сейчас обратимся к президенту и главнокомандующему с просьбой поддержать РККА в войне с Германией…

Иосиф Виссарионович прервал народного комиссара иностранных дел жестом руки:

— Президент Мосцицкий и его приближенные не отказались от государственного суверенитета под угрозой интернирования из Румынии. И если обратиться к ним сейчас, то Мосцицкий будет настаивать на сохранение довоенных границ — что неприемлемо для СССР! — и всячески оттягивать обращение к армии… Мы просто потеряем время.

Верно угадав настроение и ход мыслей вождя, слово взял Лев Захарович Мехлис:

— Согласно доклада комиссара Макарова, комбриг Фотченков склонил генерала Сикорского к взаимодействию, используя следующий аргумент: «Польша сохранит независимость, лишь если войско польское поможет РККА». Но комбриг подсластил пилюлю тем, что Рыдз-Смиглы бежал — и не может более выполнять обязанности главнокомандующего, как бросивший армию военачальник. Следовательно, во главе ее должен встать другой генерал… И намекал он как раз на Сикорского, первым поддержавшего нас во Львове. Понятно, что это была тактическая хитрость комбрига — но возможно, Фотченков просто озвучил наиболее очевидный и логичный ход развития событий?

Лишь недавно жаждавший крови Фотченкова, Лев Захарович умел и подстраиваться, проявить необходимую гибкость — а дураком Мехлис отродясь не был. Сейчас он похвалил проявившего себя комбрига — но главную идею, идею назначить новое польское командование (а там и создать лояльное Союзу польское правительство!) предложил именно Мехлис! Иосиф Виссарионович это обязательно оценит…

И действительно, Сталин оценил, благодарно кивнув Льву Захаровичу — после чего принялся напряженно обдумывать предложение начальника политуправления.

— Товарищ Мехлис выдвинул дельное предложение, но его нужно рассмотреть со всех сторон, оценить риски… А пока я попрошу организовать публикацию коротких рассказов о подвигах наших летчиков, совершивших таран. Обоих стоит представить к наградам! А ещё следует написать и о зверстве германских стервятников, расстреливающих в воздухе сбитых пилотов…

— Слушаюсь, товарищ Сталин! Крайний срок послезавтра все будет напечатано!

Мехлис засиял — а вот ранее молчавший Ворошилов счел, что необходимо выдвинуть рациональное предложение и со своей стороны: