– Я ещё об этом непременно пожалею, - прошипела я и осторожно подкралась к двери, на ходу вытаскивая из своей причёски длинную шпильку.

Никогда не вскрывала замки, но ведь нужно когда-то начинать? Молясь про себя о том, чтобы никто не появился из-за поворота, я торопливо шебуршала в замочной скважине. Наконец, что-то там зацепив, я потянула вправо и почувствовала, что дверь открыта. Тут же засунула голову внутрь и оказалась в гостиной. Небольшая комната, с двумя диванчиками и мягким креслом. То есть ничего, что стоило бы так охранять. Чувствуя шум крови в ушах, я на цыпочках прошла в соседнюю комнату и замерла на пороге – это была спальня маленькой девочки. Милая мягкая мебель, узкая кроватка и куклы, которые были аккуратно разложены на полу.

На мягком ковре сидела девушка чуть старше моего нынешнего тела и что-то тихо напевала себе под нос, расчёсывая волосы кукле. Казалось, она была полностью поглощена своим занятием, поскольку даже не заметила моего прихода.

– Я… прошу прощения, - промямлила я, чувствуя себя на редкость по-дурацки и тут же придумывая себе оправдания.

Пока выходило не очень. Точнее говоря, на языке вертелось сакральное: «Как пройти в библиотеку?», но ничего, способного мне помочь, пока не вырисовывалось.

– Я говорю о том, что мне крайне жаль, - откашлялась я, но не получила желаемого эффекта, между тем, девушка уж точно не была глухой – она же что-то напевала своей кукле?

Я приблизилась и аккуратно дотронулась до плеча незнакомки, вынудив поднять на меня взгляд небесно-голубых глаз, в которых была пустота…

– Моя сестра больна, - услышала я тихий голос позади себя. – У неё душевная болезнь. Она такая с самого детства, но ты не бойся, это совсем не заразно. Эйлис просто редко обращает внимание на тех людей, которые находятся рядом, редко с ними разговаривает. Со своей нянькой так и вовсе никогда. Но мне хочется думать, что где-то там, в глубине своего сознания, она всё понимает. Просто говорить не хочет. Я часто захожу в её комнаты. Просто, для того, чтобы поздороваться. Даже когда был маленький, уговаривал её няньку, чтобы она меня пускала к Эйлис. Так мне казалось, что я не один на свете…

После чего упрямо вздёрнул подбородок и посмотрел мне в глаза. Мол, давай, смейся надо мной, мне всё равно. Но мне смеяться не хотелось. Представила, как русоволосый мальчик лет десяти прижимал к себе голубоглазую малышку, равнодушно взиравшую на мир.

– Ей не плохо и не больно, - сквозь силу выдавила я. – В её мире всегда ярко светит солнце и цветут цветы.

Марк мотнул головой и подал мне руку, помогая выйти из комнаты. Я двигалась, как пыльным мешком прибитая. Интересно, знали ли девчонки о болезни Эйлис? Думаю, что нет. Мои размышления прервал Марк, на лице которого уже возникла привычная равнодушно-высокомерная маска.

– Как ты понимаешь, - вернувшись в наши покои и церемонно усадив меня в кресло, начал он. – Душевная болезнь дочери – это не та новость, с которой отец торопился поделиться с соседями. Ведь нам всем известно, что болезни детей даются за грехи их родителей.

Я вскинула на него глаза, желая возмутиться подобной ересью, но не смогла произнести и слова. Наверное, он прав. Я решительно не помнила, что по этому поводу говорила местная церковь. Не удивлюсь, если бы она предписывала сжечь такого ребёнка вместе со своими родителями… Так сказать, выжечь скверну. Нет, я не замечала местных храмовниках в излишней набожности, но случай-то нестандартный.

Марк всё говорил и говорил, о своём детстве, о рождении сестры, о смерти матери. О свадьбе Эйлис и о том, сколько глупостей натворил… я понимала, что ему нужно высказаться, а потому просто молчала. Голос мужа становился всё тише, когда он закончил:

– Теперь ты всё знаешь. Я предполагаю, что болезнь Эйлис может передаваться по наследству, собственно, поэтому я... Я хочу сказать, что пойму, если ты решишь проживать отдельно. У нас есть дом в столице. Полагаю, что отец будет не против, если ты переедешь туда.

Фух! Меня даже немного отпустило сейчас, я удобнее устроилась в кресле, показала радостные ямочки на щеках и уставилась на непроницаемое лицо мужа, в глубине глаз которого разгоралась ярость.

– Правильно ли я понимаю, дорогой, что мне будет предоставлена определённая свобода действий? – деловито поинтересовалась я, вынудив того процедить сквозь зубы:

– Разумеется, ты будешь вольная в своих поступках. В той степени, в которой они не затронут честь рода.

– Ммм, честь рода, конечно, - хмыкнула я, уже откровенно издеваясь. – То есть, честь рода говорит о том, что иметь… назовём это словом… возлюбленных будет мне дозволено, но не откровенно? А как я могу это делать? Вот, к примеру, если я приглашу приятного мужчину к себе в гости, это будет слишком, да? Согласна, пожалуй, я поступлю вот как…

– Никак! – взорвался Марк. – Ты меня слышишь? Я не допущу ничего подобного! Более того, я запрещаю тебе даже думать…

Я закивала, как радостный болванчик, подпрыгнула и уцепилась за шею своего мужа, вынуждая его обнять меня и растерянно прижать к себе.

– Так что конкретно ты мне запрещаешь? – жизнерадостно спросила я, смогла отдышаться после поцелуя.

– Я… не понимаю, о чём ты… - хлопал глазами Марк, но я не дала ему возможности трезво оценить ситуацию, вновь прижавшись к нему всем телом и крепко поцеловав.