Шрифт:
Вячеслав показала на аккуратный двухэтажный дом с двумя входами и частой вереницей окон. Он походил на коробочку, и лишь лепнина под крышей скрашивала это впечатление.
— Отдельно? Не по-людски как-то, — засомневался Еремей.
— Не все туда переедут, а только часть. Дом стоит на нашей же земле, до него рукой подать, так отчего ж не по-людски? Наоборот, у каждой души не просто своя постель будет, а по полноценной горнице, у семейных же и того больше, а тепло по всему дому по трубам пойдет, как у нас.
— А к нам поутру будут приходить?
— На заутреню всем двором пойдём, а после к нам на завтрак. Видел же, какие столы поставлены для челяди и для воев. Теперь все уместимся.
— Ну да, ну да.
— Бать, вон там… — Вячеслав махнул рукой в сторону улицы, — приглядись! В одной половине дома будущих лекарей заселили, в другой объявление висит о сдаче жилья внаем на длительный срок.
— Понаедут сюда всякие! — привычно заворчал Еремей. — А дальше Дунька чего ничего не построила?
— Денег не хватило, но трубы везде проложены и место выставлено на продажу с условием построить хозяйский каменный дом по готовому проекту и дом для слуг.
— Так коли Дунька всё продаст, то вновь разбогатеет?
— Обязательно разбогатеет и долги отдаст.
— Ну, бабка её могла бы и забыть про долг, чай, не обеднела бы Анастасия, но да уж ладно.
Вячеслав укоризненно посмотрел на отца, но отвечать ему не стал.
— Ну так чего? Переезжаем? — вдоволь насмотревшись, как-то неуверенно спросил Еремей Профыч.
— Переезжаем!
— А старый дом? Не жалко? Для кого после пожара отстраивали?
— Бать, ну не начинай! Хочешь, оставайся там, а мы все сюда…
— Что? От отца родного решил избавиться? Пропадете ж без меня!
— Пропадем, батюшка, — заворковала подошедшая Милослава, стукнув мужа по плечу, чтобы не дразнил отца.
— А тебе как тут? — переключился он на невестку. — Не слишком ли просторно?
— Так лавки привезём, сундуки поставим, полки навесим и тесно станет. На кухне начнут готовить и в доме жилой дух появится. Тебе, батюшка, под ножки усталые ковры домотканые положим, что б мягонько было.
— Вот, Славка, учись у Милославушки со мной говорить. Я сразу сердцем отошёл и размяк!..
Все вышли во двор. Садясь в коляску, Еремей Профыч попытался ключницу оставить дом стеречь, раз собаки нет, но та съязвила, что тогда кобелька зубастого себе в пару возьмет, и боярин велел ей сесть и больше не сердить его.
Вечером родные забросали Дуняшку вопросами о доме, а на следующий день начали переезжать. Управились за неделю и сразу же пожаловал первый гость.
Глава 3.
Первым гостем стал царевич. Нагрянул нежданно-негаданно. Походил по витиевато уложенному мелкими досочками полу, все осмотрел, потрогал, покрутил, подёргал и вышел на террасу в сад. Сада, как такового ещё не было, но дорожки были проложены, деревца посажены и огорожены колышками.
В дальней части сада стоял дом для доронинских людей, выходя фасадом на другую улочку. На границе с соседями сверкала стеклами изба для выращивания редких растений. В Москве уже все знали о любви Дуняшки к цветочкам и всяким садовым диковинкам, потому дарили луковки, корешочки, семечки, черенки. Царевич знал, что подруга сумела вырастить у себя виноград и многие заморские деревца. Правда, ничто из этого не плодоносило, но зимы пережило, и то ладно.
— Светло и просторно у тебя в доме. Непривычно это. В саду тож пусто и ветер гуляет. Чужие дома вокруг и все из окон будут пялиться, — заметил Алексашка, недовольно морща нос.
— Ничего, деревца вырастут, ветерок задержат и скроют от любопытных глаз, — дружелюбно ответила ему боярышня.
— Когда ещё это будет? Тебя уж в монастырь отдадут по старости.
Евдокия подскочила, чтобы дать Алексашке в лоб, но боярич Никита опередил её. Царевич засмеялся над потирающим лоб приятелем:
— Так тебе и надо! Не будешь девице о старости говорить.
— А чего на правду обижаться! — не сдался Алексашка. — К ней сколько достойных юношей и вдовых мужей сваталось, а ейный дед всем отказал. У меня жена уже второго родила, а Дунька всё в девках ходит.
— Не твоя забота, — отрезала Евдокия.
— Пусть не моя, но царевичева! — не отступал Алексашка. — Была бы ты голодранкой, то и пускай, а у тебя деньжищ немеряно!
— И? — царевич с удивлением посмотрел на товарища детских игр.