Шрифт:
Сашка, как вдохновенный танцор, исполнивший наконец свою партию лебединой песни, замолчал обессиленно. Кот задумчиво мурлыкал, но он все-таки больше думал в этот момент о выпивке и бабах, поэтому остался впоследствии на вторых ролях.
А я?
Я не мог думать о дурацких бреднях Хитрого Пса про какие-то мифические миллионы – даю честное слово, я до этого никогда живого доллара в руках на держал.
Я думал о том, что мир спасет красота в виде моего нового, нечеловечески шикарного плаща, я так хотел поделиться с людьми зрелищем этого прекрасного лондонского «фога», я так хотел, чтобы мои земляки все видели, как может быть прекрасен спасенный моим плащом мир, что в конце концов сам предложил Коту:
– А не пора ли нам в люди, Кот? Надо идти к ним, высекать из них, как из камня, водку. Покажем им всем кузькину мать в виде моего плаща…
Сашка остался убирать стол и готовить закуску для продолжения праздника Плащевизации. Мы с Котом отправились по каким-то магазинным подсобкам – в стране лютовала горбачевская борьба с пьянством, потом оказались почему-то в ресторане Дома литераторов, потом у каких-то знакомых, потом у незнакомых, и я всех их спасал, демонстрируя красоту своего плаща, а некоторым, наиболее симпатичным, даже давал померить.
Мы плавно проходили три стадии опьянения, о которых нас предупреждали еще в школе – стеклянный, оловянный, деревянный.
Домой попал под утро, полуживой. Крался по коридору, как диверсант, конечно, что-то с грохотом опрокинул, и мама, выглянув на шум, сказала восхищенно-весело:
– Ой, сынок, какая на тебе красивая жилетка!
Плащ где-то потерялся по дороге. На празднованиях, посвященных ему.
Осталась от него на память невыразимой красоты подстежка благородных цветов радуги, сорванной с неба пьяным художником.
Пролетел я. Вышло так, что променял я компьютерные миллионы на свитку, да и ее черт в преисподнюю унес.
Смешно сказать – Серебровский таки провернул при помощи Кота операцию с компьютерами, миллионы стали реальностью, и Хитрый Пес заложил начало своей сегодняшней империи. После компьютеризации началась ваучеризация, потом приватизация и окончательная долларизация всей страны.
А я по-прежнему жалел о потерянном плаще неземной красоты больше, чем о том, что меня не взяли в компаньоны неслыханного бизнеса.
Наверное, я бы и сам не пошел в бизнес. Как правильно заметил однажды великий пролетарский письменник – рожденный ползать летать не может. Летать мог только крылатый конь Пегас. Но он был не верный, а капризный, своенравный и злопамятный.
Хитрый Пес сказал очень давно, что ценит меня не за деловитость. Надо бы при случае спросить – а за что?
А он скорее всего ответит мне так же, как сказал минуту назад какому-то шустрому мальчонке-журналисту:
– Все, что выгодно мне, – выгодно России! Это и есть мое мироощущение – здесь, сегодня, сейчас…
Кот Бойко:
МОЯ ЛЮБОВЬ
– Не стой в дверях, как рассыльный, – засмеялась Марина. – Иди сюда…
И покатились, серебряно зажурчали шарики у нее под языком.
– Точите нож, мочите солью кнут, – предложил я осипшим голосом.
– Ну нет! – покачала Марина головой. – Как ты говорил раньше – давай я тебя покиссаю… Не чужие все-таки…
Не обняла, не прижалась, почти ко мне не притронулась – потянулась на цыпочках и чмокнула в щеку.
По-товарищески, по-братски. Без всякой туманящей голову страсти, мешающей жить, никому не нужной чувственности, так сказать, без неуместной между чужими сексуальности.
Эх, Марина, просил ведь тебя – не оглядывайся на горящий Содом! Мой сладостный соляной столп.
Держал ее осторожно за плечи, смотрел в это лицо – мое проклятие, мое благословение, чертову усмешку, ангельский приветик, удивительный лик богородицы, вышедшей на панель. Волшебная навесная печать-кустодия на свернувшемся свитке с прописью моей судьбы.
Женьшеньщина моя.
Столько мечтал сказать, а увидел и спросил глупость:
– Как живешь?
– Фантастика! Картинки с выставки! – прищурилась Марина. – Слышал, наверное, в губернаторши я нынче подалась!
– А если моего друга в губернаторы не возьмут?
– Типун тебе на язык! Тогда мне конец – Сашка от досады в президенты прорвется. А у царицы морской, сам знаешь, как сказочка закончилась…
– А чем плохо? – спросил я серьезно. – Сидишь ты, старуха, у разбитого корыта, а тут и я иду с большой рыбалки, старик победитель, с главным призом – аккуратно вырезанной дыркой от бублика…
– Я-то все время думала, что Сашка и есть ведущий наш старик рыбак, – усмехнулась Марина.
– Нет, Марина, Сашка не рыбак. Он у нас золотая рыбка…